Эта публикация является незначительно переработанной дипломной работой молодого марксиста Е. Сальникова, выпускника Вятского Государственного Гуманитарного Университета.

Содержание

Введение

Историография

а) Обзор источников: Новочеркасские события 1962 года

б) Другие факты забастовок и волнений в СССР

Глава 1. Экономическая и социально-политическая обстановка в СССР накануне событий

§ 1. Проблемы экономической политики эпохи Хрущёва

§ 2. Ограниченность процесса десталинизации и общественно-политическая жизнь СССР в 1950-х начале 1960-х годов

Глава 2. Новочеркасские события 1962 года

§ 1. 1 июня 1962 года

§ 2. 2 июня 1962 года: расстрел демонстрации

§3. Попытки продолжения беспорядков и “умиротворение” города

§ 4. Предварительное следствие, суды и приговоры

§ 5. Нелегальная правда о Новочеркасске

Глава 3. Другие факты волнений и забастовок в СССР

Заключение

Список литературы

Введение

Темой этой брошюры являются забастовки и волнения в СССР и их причины. Хронологические рамки работы - в основном период Хрущёва, хотя есть факты предшествования данному периоду истории и последующие этому периоду. Предметом исследования являются социальные недовольства в СССР.

Тема социальные недовольства в СССР - покажется абсурдной для многих. Действительно советская пропаганда приучила многих людей к тому, что в СССР, “рабочем” государстве недовольными могут быть только сумасшедшие.

В период перестройки и распада Советского Союза с социальными недовольствами ассоциировались лишь те или иные акции диссидентов, а также Новочеркасские события (которые были поставлены особняком в истории и лишены причинно-следственных связей), став всего лишь символом жестокости советского государства. Однако, история классовой борьбы в СССР отнюдь не ограничивается Новочеркасскими событиями и выступлениями диссидентов, она знала и другие факты социальных потрясений.

Но как бы то ни было, Новочеркасская трагедия - это то историческое событие, которое является стержнем моего исторического исследования и именно на нем я остановлюсь подробнее всего.

Целью своей работы считаю следующее: показать на примере волнений и забастовок в СССР социально-экономическую природу советского общества.

На мой взгляд, данная тема заслуживает всестороннего интереса и внимания по ряду причин:

1. Наша главная задача как историков заключается в следующем; сделать историю наукой в полном смысле этого слова, сделать так, чтобы мы могли видеть лес за деревьями. Иными словами поставить историю с головы на ноги. Это значит объяснить причинно-следственные связи, вызвавшие то или иное явление, закономерности исторического процесса.

2. Новочеркасские события 1962 года - это протест трудящихся, вызванный прежде всего объективными причинами. Такими как низкий жизненный уровень (недостаточное обеспечение продовольственными товарами, жильем), плохие условия труда и т.д.

3. Не последнее место в событиях, в том, что они имели место быть, принадлежит роли номенклатуры всех рангов, аккумулировавшей в себе все властные рычаги и имевшей колоссально высокое положение в обществе как политическом, так и экономическом плане.

4. В современной российской историографии появилась попытка сведения причин того или иного явления к вине (или заслугам) той или иной личности. Виновниками (или благодетелями) принято считать личности, т.к. они конкретны, на них можно указать пальцем. Так некоторые связывают Новочеркасские события лишь с личными качествами и ошибками Н. С. Хрущёва. Но всегда ли виновна только личность? Не стоит забывать, что каждый человек по сути - продукт своей (какой-то конкретной) эпохи, общества. По этой причине, корни необходимо искать в самом обществе.

5. В этой брошюре также рассматриваются вопросы об экономическом положении СССР данного периода, прежде всего вопросы аграрной политики.

Историография

А теперь обратимся к историографии данного вопроса.

Значительный перечень фактов по экономике СССР в 50 - 60-е годы (прежде всею по сельскому хозяйству) содержится в монографии Р. Г. Пихоя; “Советский Союз: история власти 1945 - 1991 гг.” Р.Г. Пихоя возглавлял архивную службу России в 1990 - 1996 г.г. В книге представлена во многом неизвестная политическая история страны – от окончания второй мировой войны до конца существования Советского Союза, - основанная по преимуществу на архивных документах в том числе ранее недоступных материалов из архивов бывших Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, из фондов Архива внешней политики РФ и др., а также многочисленных мемуарах новейшего времени. Главное на что обращает внимание: ход политического процесса, механизм принятия важнейших политических решений в стране, деятельность высшего эшелона власти.

Интересный материал об экономической политике властей содержится в статье Р.Г.Пихоя “Почему Хрущёв потерял власть?”, помещённой в “Аналитических исследованиях в исторической науке” в марте-апреле 2000 года.

В этой статье впервые прослеживается попытка перейти от пересказа реформ к объективным причинам их неудач (указывает на недостаточную энерговооруженность советского сельского хозяйства), хотя, в целом, доминирующим фактором в объяснении причин провала сельскохозяйственной политики остаётся субъективный (деятельность Хрущёва и его сподвижников).

Интересен анализ советской экономики сделанный А.С. Саттоном, который показывает следующий факт: в СССР существовало отставание (значительное) в химической промышленности, которое стало преодолеваться за счёт западных поставок полностью укомплектованных заводов или установок для них.

Для демонстрации фактов грубых нарушений в связи с проведением аграрной политики в моей работе использованы следующие источники: Постановления бюро ЦК КПСС, текст выступления Н.С.Хрущева “О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959 - 1965 гг. на внеочередном XXI съезде КПСС”, который показывает авантюрность решений советского руководства. Для определения роли личного подсобного хозяйства в экономике СССР были использованы данные из статистического сборника “Народное хозяйство СССР за 70 лет”, а также факты приведённые в некоторых других источниках. На этой же основе была проанализирована техническая оснащённость советского сельского хозяйства.

Как всем известно, XX съезд стал самой видной политической акцией того времени. Поэтому я попытался отразить в своей работе спектр мнений касательно места и значения данного события в истории Советского Союза: от патриотической (фактически консервативной) точки зрения С. Кара-Мурзы до либеральной – Н. Верта. Однако, на мой взгляд, ни одна из этих точек зрения не является в полной мере способной дать основательный ответ на вопросы: какие причины вызвали XX съезд, каково его значение и каким социальным силам он был необходим прежде всего? Самые достойные ответы на данные вопросы мне удалось найти в книге Т. Клиффа “Россия: марксистский анализ”, которая вышла в свет в Лондоне в 1964 году. В конце 50-х – 60-х гг. Тони Клифф начал углублённое изучение СССР с тем, чтобы дать объяснении реформам, предпринятым Хрущёвым, и показать их ограниченный характер.

Главный вывод Т. Клиффа заключался в том, что Хрущёв унаследовал от Сталина экономику, подверженную кризисным явлениям. И реформы, которые он стремительно стал проводить в жизнь, были необходимы, ибо в стране существовала опасность массового недовольства населения вплоть до революции.

Что касается вопросов общественно-политической жизни после XX съезда КПСС, то здесь можно выделить публикацию А. Пыжикова в журнале “Свободная мысль XXI век”. В данной статье исследуется то, каким образом нашла воплощение модная в конце 50-х годов концепция “общенародного государства” в реальной практике партийного и государственного строительства, какие преграды и от кого встретила.

Материалы, содержавшиеся в статье “План лживых обещаний” в газете “Azione Comunista”, демонстрируют в очередной раз то, насколько часто в политике расходятся слово и дело; обещание советского руководства на съездах относительно повышения уровня жизни населения и реальными достижениями экономики, В свете данных высказываний, обещание на XXII съезде КПСС построения коммунизма в СССР через 20 лет является не таким уж незаурядным.

В освещении такого общественного явления в СССР как номенклатура принадлежит значительная роль следующим авторам статей и монографий:

• По вопросу по истории номенклатуры - статья Т.П. Коржихиной и Ю.Ю. Фигатнер “Советская номенклатура; становление, механизмы действия”

• Номенклатура в 30-е годы (до 1941 года) – монография М.Н. Рютина “На колени не встану”,

• Интересный материал по номенклатуре в 60-е годы содержится в статье Варга Е.С. “Вскрыть через 25 лет” (Варга Е.С. - венгерский революционер, основатель института мировой экономики и международных отношений)

• О некоторых (далеко не единственных) случаях откровенного злоупотребления властью можно узнать из упомянутой статьи А. Пыжикова.

А) Обзор источников: Новочеркасские события 1962 года

Информациия о таких крупных волнениях избавляют пролетариат от ощущения бесперспективности любого выступления против режима (от рассуждений типа: все равно мол, никто не поддержит, вокруг кишат осведомители КГБ, которые тут же донесут и т.п.) и, будучи преданы гласности, способны стать вдохновляющим примером для недовольных. А если таких недовольных целая страна (кому же нравится, когда зарплата снижается, а цены растут), то предпочтительнее пренебречь устрашающим эффектом от жестокого “судилища” над зачинщиками и сохранить события в тайне, сделав их как бы и “небывшими”. Поэтому, несмотря на открытые показательные процессы над участниками волнений в Новочеркасске, информацию о событиях за пределы города постарались не выпускать, а городских жителей запугали настолько, что они, по воспоминаниям очевидцев, вообще боялись откровенно обсуждать итоги судебной расправы над зачинщиками, опасались к тому же, что и сами “засветились” во время волнений. Все знали, что толпу фотографировали переодетые сотрудники КГБ и милиции (одного из них в первый день волнений рабочие распознали и избили).

В связи с чем властьимущие не без основания были уверены в том, что чем больше население не узнает ничего внятного о событиях, тем дольше прослужит режиму миф о “нерушимом единстве партии и народа”. Вот почему Новочеркасские события в отличии, например, от кронштадтского мятежа, или “антоновщины” в учебники истории не попали.

Официальная версия волнений была в свое время изложена в выступлении члена Президиума ЦК КПСС Ф.Р. Козлова по новочеркасскому радио 3 июня 1962 года, в обвинительных заключениях и приговорах по двум судебным процессам над участниками выступлений, а также во внутренних документах КГБ, Прокуратуры СССР и ЦК КПСС.

Суть этой версии проста и неубедительна: хулиганствующие и уголовные элементы, тайные и явные антисоветчики, пьяницы и маргиналы с помощью провокаций, угроз и принуждений сбили с правильного пути толпу несознательных рабочих, и несмотря на усилия сознательных - коммунистов, комсомольцев, дружинников и “передовиков”, повели ее за собой против советской власти.

Новочеркасские СМИ в роковом 1962 году ни в дни трагедии, ни в ближайшие дни ничего о происходившем не печатали. Только 27 июля 1962 года опубликовали решение новочеркасского городского Совета депутатов трудящихся, принятое на восьмой сессии 8-го созыва 12 июля 1962 года. Под уклончивым названием “Об охране общественного порядка в городе Новочеркасске”. В нём говорилось обо всем, кроме того, что действительно произошло в городе всего месяц назад. Здесь указывалось на недопустимость недостойного поведения на улицах и штрафы за порчу деревьев, скамеек, на замусоривание тротуаров шелухой и штрафы за это, о пагубности распития спиртных напитков в общественных местах и т.д. Все обо всем и ничего конкретного о судьбах расстрелянных, раненных, задержанных и осужденных, о самой трагедии.

А.И. Солженицын собрал устные свидетельства и слухи о выступлениях в Новочеркасске на нескольких страницах в третьем томе книги “Архипелаг ГУЛАГ”². Однако в его изложении события крайне извращены и этим истине о трагедии причинен безусловный ущерб.

Видная роль в том, что события в Новочеркасске стали широко известны, принадлежит непосредственному участнику трагедии П.П. Сиуде , который по словам Д. Манделя сделал больше, чем любой другой человек для предания Новочеркасским событиям гласности, для реабилитации их участников. А его очерк (Сиуды) с середины 80-х годов распространялся самиздатом в “неформальных” кругах Москвы. В октябре 1991 года Давид Мандель (уже после смерти П.П. Сиуды, который погиб при невыясненных обстоятельствах (он был убит 5 мая 1990)) издал книгу, которая включает исторический очерк о Новочеркасских событиях, созданный на основе свидетельств очевидцев и интервью, сделанного летом 1988 года Петром Петровичем. В конце 1980-х и особенно в начале 1990-х годов в России начали появляться первые документальные исследования и издания документов о Новочеркасске, Серьезным вкладом в фактографию стала публикация Р.Г. Пихоя, Н.А. Кривой, С.В. Поповой и Н.Я. Емельянко “Новочеркасская трагедия 1962 года в “Историческом архиве” (1993 год, №1,4). В нее вошли информационные документы КГБ при Совмине СССР ЦК КПСС, текст выступлений секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС Ф. Р. Козлова по новочеркасскому радио 3 июня 1962 года, обвинительное заключение но делу № 22 (первый групповой процесс над участниками выступлений), несколько директивных документов Президиума ЦК КПСС, Совета министров СССР и КГБ о принятых в связи с событиями в Новочеркасске мерах, а также информация КГБ и записка Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС о первом судебном процессе, состоявшемся 20 августа 1962 года. Авторы этой публикации отвергли официальную версию событий 30-летней давности. Отметается версия о доминировании в данных выступлениях криминальной составляющей, не было отмечено ни одного случая грабежа, попыток захвата чужой собственности. Несмотря на отдельные эксцессы, участники не стремились к насилию. Власти смогли предъявить лишь два обвинения в попытках завладеть оружием. При этом один из осужденных решительно отверг его в ходе судебных заседаний, а другой был убит, и поэтому не мог не принять этого заявления, не отвергнуть.

В 1992 г. в Новочеркасске вышла в свет книга журналистки И. Мардарь “Хроника необъявленного убийства”, построенная в основном на материалах Главной военной прокуратуры СССР, а также воспоминаниях участников событий с обеих сторон. Но в этой работе есть существенный изъян: отсутствуют ссылки на источники, положительный же момент в том, что предпринята попытка реконструировать события день за днем, час за часом (правда из-за недоступности ряда источников она допустила некоторые фактические ошибки).

Наиболее полной публикацией по Новочеркасской трагедии является монография Козлова В.А. “Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе”, вышедшая в свет в 1999 году в Новосибирске, в ней содержатся самые новейшие источники. Но что более всего выделяет эту монографию, то, что автор ставит эти события в контекст прочих социальных выступлений хрущевского и брежневского времени.

Б) Другие факты забастовок и волнений в СССР

Историография по данному вопросу, так же как и по новочеркасским событиям, крайне скудна. Среди немногочисленных книг и статей есть очень интересные и заслуживающие внимания (хотя бы с точки зрения сбора и накопления материала по этой проблематике). В первую очередь здесь фигурирует работа В.А. Козлова “Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе”. К одной из заслуг автора относится то, что он попытался условно разделить все происшедшие в этот период массовые беспорядки на три типа: межгрупповые конфликты, конфликты между властями и населением, этно-национальные конфликты.

Т. Царевская написала статью, основанную на вышеупомянутой монографии В.А. Козлова, которую можно считать рецензией.

Интересный материал по забастовкам на Урале в 1940 - 1960 гг. принадлежит кандидату исторических наук, доценту Сургутского государственного университета А.И. Прицепе. В этой статье содержится попытка анализа такого общественно-исторического явления как советская забастовка.

Одна из главных причин, повлекших за собой Новочеркасскую трагедию являются экономические проблемы в СССР.

Начнем с продуктов питания, а их количество напрямую зависит от успехов или неудач, прежде всего, в сельском хозяйстве (как в животноводстве, так и растениеводстве).

Среди проблем, которые страна унаследовала от недавнего сталинского прошлого, одной из самых очевидных была проблема сельского хозяйства. Труд в колхозе был невыгоден для колхозников. Казалось бы, работа в колхозе должна была служить основным источником доходов. Однако плата была настолько нищенской, что крестьяне должны были искать заработки “на стороне”. В результате, по данным Центрального стратегического управления СССР, труд непосредственно в колхозе давал только 20% денежных доходов.

Сентябрьский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС был посвящён положению в сельском хозяйстве. “На пленуме с необычной откровенностью признавались провалы в обеспечении населения продуктами питания (!), отмечалась необходимость повысить материальную заинтересованность самих крестьян”, были признаны неоправданно высокими налогами, собиравшиеся с приусадебных участков, а также указана связь между этими налогами и снижением числа коров, свиней и овец в хозяйствах колхозников. Таким образом, видно насколько остро стояла проблема в сельском хозяйстве, а, следовательно, и в обеспечении городских жителей продовольственными товарами, и что наиболее значимо для моей работы - данная проблема всецело осознавалась партийными и государственными руководителями высшего звена.

Вследствие вышеперечисленных фактов, перед государством встала реальная задача разрешения аграрного вопроса, что отразилось уже в постановляющей части решений пленума. Были предусмотрены реальные меры поддержки деревни - “налоговые льготы, которые должны способствовать восстановлению поголовья скота в хозяйствах колхозников; с колхозников, рабочих и служащих списывалась задолжность по обязательным поставкам продуктов животноводства.

В дальнейшем, следуя линии снижения налогового пресса на крестьянство, в 1954 г. Отменили налоги на владения коровами и свиньями, в 1958 г. — обязательные постановки продуктов сельского хозяйства с приусадебных участков колхозников, рабочих и служащих. Плюс ко всему, были значительно повышены государственные закупочные цены на мясо, молоко, масла, зерновые. В 1952-1958 гг., они возросли; на крупный рогатый скот - в 12 раз, на пшеницу в 6 раз. Выросли и денежные доходы колхозников. Данной линии в сельском хозяйстве придерживался Г.М. Маленков, но она (эта линия) предполагала отказ от государственных инвестиций в сельском хозяйстве. Кстати, в это же время крестьянам начали выдавать по их требованию паспорта.

Однако, на январском пленуме (1955 г.) деятельность Маленкова была оценена как некомпетентная, а сам он был обвинён в попытках завоевать “дешёвую популярность” в глазах народа. В результате Г.М. Маленков был снят с поста председателя Совмина и его место занял друг Н.С. Хрущёва - Н.В. Булганин.

С этого самого момента Хрущев забирает инициативу в сельском хозяйстве в свои руки. Первый секретарь ЦК КПСС отстаивал курс на создание крупных, хорошо механизированных хозяйств, где должны были работать не крестьяне, а сельскохозяйственные рабочие. Этот курс своей конечной целью имел сближение города и деревни, создание “агрогородов”. По мнению Хрущёва, только таким путём можно было решить возраставшие проблемы аграрного производства.

Ещё раз подтверждается наличие этой проблемы в записке, направленной в январе 1954 г. В ЦК КПСС, Хрущёв сообщал, что в стране неуклонно снижается производство зерна. В 1949 г. было заготовлено зерна 2225 млн. пудов, а в 1953 г. - лишь 1850 млн. пудов, т.е. меньше на 375 млн. пудов.

“В то же время в связи с общим ростом народного хозяйства, значительным увеличением городского населения и ростом реальной заработанной платы из года в год увеличивается расход хлебопродуктов (!!!)”, - заявил он.

Ф. Бурлацкий в своей статье “Хрущёв. Штрихи к портрету”, опубликованной в сборнике материалов к биографии Никиты Сергеевича Хрущева указывал, что “во время Хрущёва положено начало перелому в развитии сельского хозяйства - повышены закупочные цены, резко уменьшено время налогов, стали применяться новые технологии. Освоение целины при всех недостатках сыграло свою роль обеспечении населения продовольствием.”

Посмотрим как происходил перелом. Для того, чтобы улучшить положение, было необходимо, по мнению Хрущёва, повысить урожайность, добиться, чтобы в СССР собиралось с одного гектара до 15 центнеров зерна. Во - вторых, следовало изменить структуру посевов зерновых, увеличить удельный вес кукурузы, практически неизвестной к тому времени в Центральной России. Хрущев, сравнивая сельскохозяйственное производство в США и СССР, писал, что “удельный вес посевов кукурузы в СССР составляет 3,6% от всех зерновых, а в США - 36%. Этим в значительной степени объясняется высокая урожайность кукурузы в США с каждого гектара более чем в 2 раза превышает урожайность пшеницы и овса”. Однако основным способом увеличения производства зерновых должно было стать, по его мнению, резкое расширение посевных площадей. Так как в Центральной России, на юге СССР, в европейской части страны уже не было резервов земли, то следовало освоить “целину” - огромные пространства степей в Северном Казахстане, Западной Сибири и в Приуралье.

“Освоение целины” стало, пожалуй, крупнейшим аграрным проектом, реализованным во времена Хрущёва. Он игнорировал все осторожные замечания, которые были высказаны руководством Казахстана, ссылавшимся на отсутствие транспортных путей для вывоза хлеба, острую нехватку складских помещений для зерна и специалистов. Да и “целинные земли” отнюдь не пустовали: степные пространства Казахстана использовались как пастбища для скота, для коневодства - традиционной отрасли хозяйства казахов. Однако Хрущев считал иначе: “В Казахстане курица даёт больше дохода, чем лошадь. Лошадь топчет пастбища, уничтожает сено, отрывает рабочую силу в большом количестве”, - заявил он на совещании с руководителями Компартии Казахстана в начале 1954 года.

По настоянию Хрущёва произошла смена руководства Казахстана. Первым секретарём ЦК Компартии республики был назначен кандидат в члены Президиума ЦК КПСС П.К. Пономаренко, прежде руководивший Компартией Белоруссии, в это время министр культуры СССР; вторым секретарём в Казахстан Хрущёв рекомендовал Л.И. Брежнева, служившего тогда в Советской Армии первым заместителем начальника Главного политического управления Министерства обороны СССР. Хрущев знал Брежнева ещё с довоенных лет, когда тот был секретарём обкома партии в Днепропетровске, на Украине. “Тов. Брежнева, - говорил Хрущёв, - мы знаем как одного из способнейших партийных работников и руководителей, хорошо знающего сельское хозяйство, промышленность и вообще хорошо знающего партийную работу”.

Освоение целинных и заливных земель в Западной Сибири и Казахстане становилось важнейшим условием главной задачи аграрной политики руководства КПСС. Первоначально планировалось распахать за три года около 13 миллионов гектаров целины, однако было поднято около 33 миллионов гектаров.

Освоение целины проводилось под аккомпанемент шумной пропагандистской кампании в прессе, на радио, в кинофильмах. Создавался привлекательный образ целинника - молодого, образованного человека, который, преодолевая трудности, в голой степи, с колышка, вбитого в мёрзлую землю, начинает строить новый совхоз - “агрогород”. Этот образ, полный социального оптимизма, совпадал с общественными настроениями, распространявшимися в стране, преодолевавшей ужасы сталинизма. На целину - в Зауралье, Западную Сибирь, на Алтай и в Казахстан - в 1954-1957 гг. переселились 55924 семьи. Большинство из новосёлов - крестьяне - колхозники из европейских областей России. Здесь возникали по преимуществу совхозы, работники которых считались наёмными сельскохозяйственными рабочими. За 1954-1955 гг. на целине было создано 425 крупных зерновых совхозов.

Характерной чертой хрущёвских реформ в сельском хозяйстве стала унаследованная ещё от сталинских времён вера в чудодейственный метод, который мог бы разом улучшить положение этой отрасли. Наряду с целиной такими методами стали внедрение кукурузы во всех регионах страны, квадратно-гнездовой метод посадки растений, ликвидация чистых паров, внедрение беспривязного содержания коров, раздельная уборка хлебов. Хрущёв уже в первые месяцы своей деятельности признавался: “Я зарекомендовал себя как кукурузник”. Позже он сформулирует своё отношение к кукурузе ещё яснее: “Кукуруза, товарищи, - это танк в руках бойцов, я имею в виду колхозников; это танк, который даёт возможность преодолевать барьеры, преодолевать преграды на пути к созданию изобилия продуктов для нашего народа”.

Под давлением партийного аппарата произошли изменения в структуре посевных площадей: земли отведённые под кукурузу, увеличились с 18 миллионов гектаров в 1956 году до 37 миллионов гектаров в 1962 году. Любимую Хрущёвым “королеву полей” сеяли на огромных пространствах России - от Кубани и Ставрополья на юге до Вологодской и Архангельской областей на севере. Площадь земель под кукурузу стремились отводить лучшие земли, те поля, которые прежде отдавали под традиционные зерновые культуры - пшеницу и рожь.

Таким образом, реализовался на практике тезис Хрущёва о создании “агрогородов”. Но воплощение его (тезиса) в жизнь сочеталось как с положительными, так и отрицательными моментами.

К несомненно положительным моментам стоит отнести следующие: увеличение производительности зерна (“с середины 50-х гг. от 1/3 до 1/2 всего хлеба, произведённого в стране, приходилось на долю целинного урожая”), создание новой зоны зернового производства сочеталось со значительными инвестициями, направленными на целину, целина располагала более высоким уровнем механизации. Если всё это суммировать, то необходимо сделать вывод: в середине 50-х гг. продовольственное обеспечение населения несколько улучшилось за счёт мер по ослаблению налогов на личное подсобное хозяйство, а также по причине развития целинных совхозов. “В течение первых пяти лет после сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС валовая продукция сельского хозяйства, - как отмечает Р.Г. Пихоя, - увеличилась на 50%, в том числе продукция земледелия - на 54%, животноводства - на 24%.

Но это медаль имела и свою оборотную сторону: гибло большое количество целинного хлеба по причине неподготовленности зернохранилищ, транспортной сети, не хватки ремонтных мощностей; также из-за этого себестоимость хлеба была выше, чем в центре СССР. Пихоя также выделяет следующий отрицательный момент: руководство КПСС провело широкомасштабную перекройку границ Российской Федерации и Казахстана, “прирезав” последнему ряд районов Оренбургской и Омской областей.

Но активность Никиты Сергеевича Хрущёва в области сельского хозяйства на этом отнюдь не исчерпывается. Напротив, он бросается в новые авантюры.

22 мая 1957 г., выступая в Ленинграде, Н.С.Хрущёв выдвинул лозунг, ставший своего рода символом для всей его последующей деятельности - “Догнать и перегнать Америку”. Отсюда - лихорадочные попытки любыми путями увеличить производство хлеба, мяса и молока. Сам этот лозунг, в принципе не нов, он уже встречался в истории СССР: впервые эта задача - догнать и перегнать Америку - была сформулирована в плане третьей пятилетки (на 1938-1942 г.г.) как основная задача этой пятилетки: “догнать и перегнать… в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны Европы и США”. Позволим высказать утверждение, что это предложение Хрущёва не было экспромтом и основывалось на известных предпосылках, хотя и ложных, ненадёжных, но всё-таки имевшихся в СССР.

В 1956 г. СССР произвёл 7,5 тонн мяса, США-16 млн. тонн. С 1953 г. темпы прироста составляли ежегодно около 10%, Экстраполяция темпов прироста никак. не позволяла надеяться на увеличение количества мяса в 2 раза в течение трёх лет. Однако была надежда на то, что рост производства хлеба должен будет привести к ускоренному производству мяса - как за счёт укрепления кормовой базы, так и за счёт уже распространившейся практики сдачи мяса и молока за счёт поставок хлеба”. (В 1956 г. Колхозы России отдали государству мяса и молока в счет плана хлебозаготовок за 887,6 тыс. тонн зерна, в 1957 г.,- планировалось - за 840 тыс. тонн зерна).

Такие же “мелочи”, как иные принципы организаций сельскохозяйственного производства: энерговооружённость, стоимость основных фондов (на них стали замечать только тогда, когда планы Хрущёва провалились).

Для убедительности Хрущёв привёл следующие цифры: “На сто гектаров в США и в СССР мяса в убойном весе приходится соответственно 33 и 13,3 центнера, молока - 111 и 101 центнер. Для того, чтобы догнать Америку по производству мяса молока на душу населения, нам надо иметь на 100 гектаров сельскохозяйственных угодий мяса 42 центнера в убойном весе, или 67 центнеров в живом весе, молока- 141 центнер. Можем ли мы взять этот барьер? По-моему можем и возьмём его, да ещё и дальше шагнём. Возможности у нас большие, надо только разумно их использовать”. Таким образом, и проблемы в животноводстве Хрущёв намеревался решить за счёт экстенсивного фактора - своего рода “целины в животноводстве”.

В принципе главная проблема моего исследования - не сельскохозяйственные реформы, но всё же я позволю себе остановиться на некоторых наиболее значимых шагах (моментах) данных преобразований.

Итак, 20 августа 1958 г. вышло постановление Бюро ЦК КПСС по РСФСР “О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках”. Что же может значить данное постановление? Ответ следующий: желание добиться выполнения планов по мясозаготовкам. Однако Бюро ЦК КПСС по РСФСР поставило себя в неловкое положение, сломав механизм самообеспечения, не располагая возможностью эффективно заменить его. А как должно было быть известно, жители областных городов и многочисленных рабочих посёлков, районных центров, старинных городков жили в основном за счёт своего участка и домашнего скота (прилавки, как правило, были пусты). Таким образом, как замечает Р.Г. Пихоя, “отняв скот, государство оказалось в положении унтер офицерской вдовы, которая сама себя высекла”. Это постановление коснулось напрямую 12,5 млн. городских семей. Но само по себе это постановление ещё не ставило крест на обеспечение населения продуктами животноводства. Эта проблема могла быть разрешена, если бы государство могло снабдить магазины тех же городов и рабочих посёлков мясом, маслом, молоком по доступным ценам, и то при условии, что была бы увеличена заработная плата рабочим, так как ранее основная часть населения жила, как правило, за счёт своего подсобного хозяйства, насчитывавшего корову, огород с картошкой, да пару поросят и не тратила следовательно денег на данные продукты. Теперь в этих затратах появилась необходимость.

Но дальнейшие меры ещё более усугубили положение.

На XXI съезде КПСС Хрущёв призвал депутатов “увеличить производство мяса в 2 - 3 раза”, “перевыполнить задания по производству зерна, мяса и других продуктов как по срокам, так и по объёмам”. Там же он заявил, что “сейчас уже имеются первые ласточки, которые предвещают нам хорошее лето. Например, по Рязанской области приняты обязательства уже в нынешнем (1959 г.) увеличить по сравнению с 1958 г. производство мяса в колхозах и совхозах в 3,8 раза, по Ставропольскому краю - в 2,5 раза, по Ростовской области - в 2 раза”. Первый секретарь Рязанского обкома A.Ларионов стал инициатором почина. Область превратилась область в символ, в “маяк” социалистического сельского хозяйства. Хрущев наградил Рязанскую область орденом Ленина, а Ларионов стал Героем Социалистического труда. На декабрьском (1959 г.) Пленуме ЦК, исходя из результатов деятельности этих “ласточек”, звучали победные ноты: растут посевные площади, производство мяса существенно возросло в 1959 г., увеличилось производство яиц и шерсти, а по одному показателю - производству молока - СССР даже обогнал Соединённые Штаты. За успехи в перевыполнении планов развитии сельского хозяйства, производства мяса были награждены орденом Ленина Курская, Кировская, Киевская, Ростовская, Смоленская, Свердловская, Тульская области, Краснодарский и Ставропольский края. Золотые ордена появились на пиджаках секретарей обкомов. Это не “ласточки”, а целая птицеферма!

История с Рязанской областью и А.Н. Ларионовым уже стала хрестоматийным примером, поэтому о ней я умолчу. Лишь внезапное самоубийство избавило Ларионова от необходимости доискиваться до причин этого сельскохозяйственного блефа.

Возникает вопрос как могло в течение одного года удвоено заготовление мяса?

Напомню, что ещё 4 июня 1957 года было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совмина СССР “Об отмене обязательных сельскохозяйственных поставок хозяйствами колхозов, рабочих и служащих”. (Она, отмена, предполагалась с 1 января 1958 г.). Это решение, как и ему предшествовавшие, способствовали увеличению поголовья скота в подсобных хозяйствах (с 1953 по 1957 г.г. - на 24%, а в колхозном секторе - только на 3%). И тогда партийно-государственное руководство пошло на “раскулачивание”, издав, уже упомянутое ранее, постановление от 20 августа 1958 г. По всей вероятности, это постановление должно было способствовать увеличению мясозаготовок. Однако данный путь оказался не единственным. Были ещё более интересные способы увеличения мясозаготовок (пусть только на бумаге).

Перечислю некоторые из них:

> Сдача на мясокомбинаты молодняка, который весил, понятно, меньше чем взрослый скот. Уже летом, 10 июня 1959 года в бюро ЦК КПСС по РСФСР поступил проект постановления бюро и сопроводительная записка “О продолжающейся практике сдачи государству неупитанного и маловесного скота многими колхозами и совхозами”. Например, в Ярославской области в первом квартале 1959 года государству было сдано 10400 голов крупного рогатого скота, из которых 7900 - молодняк: вес животных сократился на треть - с 280 килограмм в 1958 году до 199 килограммов в 1959 году. Это не единичный случай, тоже самое происходило от Курской, Брянской областей в Центре России, до Омской и Иркутской - в Сибири.

> Совхозы и колхозы сдают государству крупный рогатый скот и свиней. Включают сведения об этом в государственную статистику, получают деньги за сданный скот. Скот отдаётся “на передержку”, чтобы поднять его вес в тех же совхозах и колхозах. Проходит время и тот же скот сдают второй раз, сдают не образовавшиеся привесы, а вновь “чистым весом”! Этот метод “увеличение мясозаготовок” использовали в Курганской, Воронежской, Свердловской областях, Краснодарском крае.

> В Тюменской и Кировской областях безукоризненную бюрократическую систему, бумажной перепиской подменившую всякую возню по покупке-продаже, переводу скота “на отстой” и тому подобное. Только бумаги, именуемые “бестоварными квитанциями”. Конечно были и трудности. Так, первому секретарю кировского обкома товарищу Полякову пришлось с 1959 года контролировать, с помощью областного управления КГБ, письма, которые отправлялись в Москву, внимательно следить за своими соратниками. Но не уберёгся и был вынужден уйти с поста первого секретаря.

> В Татарской АССР попросту отбирали скот у людей, для этого использовали сотрудников милиции и милицейский транспорт. Хотя именовали это - “закупками”.

Провал сельскохозяйственной политики становился очевидным. Уже с 1961 года ни в ЦК КПСС, ни в Совмине СССР не строили по этому поводу никаких иллюзий. Вместо изобилия надо было заниматься жёстким распределением. Партийная пропаганда продолжала крутить шарманку грядущего процветания, объясняя “временные трудности” “частнособственническими устремлениями” части сельских тружеников, но в Москве уже началась борьба за фонды - за право получать гарантированное обеспечение продовольствием из центра.

12 октября 1961 года Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совмин РСФСР были вынуждены распространить чрезвычайную распределительную систему на всю Россию. Совмину было запрещено “отоваривать” заявки на продовольствие на 4-ый квартал 1961 года, если республики, края и области “уже выбрали лимиты” четвёртого квартала за три первых. В совместном постановлении Бюро ЦК и Совмина РСФСР с примечательным названием “О ресурсах продуктов животноводства для снабжения населения в IV квартале 1961 года” содержалось требование сохранить поголовье скота, исключить возможность выполнения планов мясозаготовок путём уничтожения продуктивного стада.

Это означало и фактический отказ, ввиду явной не реалистичности, от контрольных цифр развития народного хозяйства СССР на 1959 - 1965 гг., провозглашённых Хрущёвым на XXI съезде КПСС. Они предполагали в частности увеличение производства мяса - в два раза, молока - в 1,7 раза, яиц - в 1,6 раза. Фактически за 6 лет семилетки, т.е. в 1964 году производство сельскохозяйственной продукции увеличилось всего на 6%.

В 1961-1962 гг., в стране стало остро ощущаться нехватка не только мяса, масла и молока, но и хлеба, крупы, лапши, сахара, т.е. продуктов, которые считались обязательными для небогатых прилавков провинциальных магазинов. С 1962 года начинается закупка зерна за границей, главным образом - в тех же Соединённых Штатах. Страна оказывается в зависимости от закупок хлеба за границей.

Для того, чтобы понять причины неудач аграрной политики Хрущёва недостаточно просто посмотреть какие реформы в данной сфере советской экономики были проведены и даже не показать как они были воплощены в жизнь. Для этого необходимо прежде всего видеть на какой почве производились данные преобразования и тогда станет ясно почему они оказались не только безрезультатными, но и нанесли существенный урон сельскому хозяйству. Иными словами, необходимо смотреть в корень советского сельского хозяйства.

Как всем известно, советское руководство за основу в аграрной сфере взяло колхозную структуру, объясняя данный выбор не только экономическими расчетами, но и тем, что данный способ ведения сельского хозяйства рассматривался классиками марксизма как наиболее прогрессивный. Но в этом вопросе, так же как и в других было и остаётся много “но”:

> Маркс предвидел социалистическую революцию вспыхивающую в наиболее развитых индустриальных странах (США, Англия);

> Немедленно после социалистической революции высокоразвитая промышленность продвинутых стран обеспечит материальные ресурсы в помощь сельскому хозяйству для завершения его кооперирования, т.е. промышленность должна помочь сельскому хозяйству преобразовать себя. Исходя из того, что социалистическая революция произойдёт в наиболее развитых индустриальных странах, Карл Каутский в своём фундаментальном труде “Аграрный вопрос” перечислял факторы, которые делают крупномасштабное сельское производство превосходящим мелкое. Крупная ферма использует абсолютно большее количество оборудования и поэтому с большими преимуществом использует разделение труда. Она получает гораздо большую выгоду от использования специальных машин (плюс ко всему - имеются такие машины, которые недоступны для мелких хозяйств). Она может использовать специалистов, содержать цеха по ремонту машин, может строить здание и проводить ирригацию с большими преимуществами, чем мелкая. Кроме того, отличия между оборудованием в крупном хозяйстве и мелком не только количественно, но и качественного порядка. Однако история внесла ряд существенных изменений: революция произошла не в индустриально - развитых странах, а в отсталой аграрной России. В результате сельское хозяйство пришлось использовать для завершения промышленной революции.

Этот процесс не мог не сказаться на развитии сельского хозяйства в СССР.

Для того, чтобы подтвердить вышесказанное приведу цифры, которые даны в статистическом сборнике “Народное хозяйство СССР за 70 лет” по основным видам техники, задействованной в сельском хозяйстве. Что же мы видим: в 1960 году парк тракторов составлял 1122 тысяч штук, комбайнов 497 тысяч, грузовых автомобилей - 760 тысяч штук. Сами по себе эти цифры мало о чём говорят, но если посевная площадь (без учёта личных хозяйств) в 1960 году составляла 203 млн. гектаров, то при простых математических расчетах получается, что на 1000 гектаров земли приходилось 5,53 трактора, 2,45 комбайнов и 3,74 грузовых автомобиля. Эти же цифры свидетельствуют о низком уровне механизации сельского хозяйства в СССР. Для сравнения приведу другие данные за 1988 год - СССР достиг максимума в 12 тракторов на 1000 гектаров пашни - при норме 120 для Европы (даже в Польше было 77, а в Японии - 440). Также, что немаловажно, сельское хозяйство в СССР не было в достаточной мере оснащено образованными специалистами и ещё в меньшей степени минеральными удобрениями, т.к. советская химическая промышленность была слабо развита. Отставание в данной отрасли промышленности СССР начал преодолевать за счёт из стран Запада полностью укомплектованных заводов (с 1958 по 1961 гг. СССР приобрел таковых 50 штук) или установок для них. Только из пяти европейских стран (ФРГ, Великобритании, Италии, Франции, Голландии) были приобретены материальные средства на 369 млн. долларов. Было построено 10 заводов по производству удобрений.

Именно ввиду указанных причин личные подсобные хозяйства, несмотря на малую долю в объёме сельскохозяйственных площадей в СССР, были видными производителями сельскохозяйственной продукции. Так, в 1959 - 1962 гг. количество коров в личном владении составляло в среднем от 55 до 42% от общего поголовья в стране, свиней от 31 до 21% , овец от 22 до 20%. Или же по данным уже указанного статистического сборника составим таблицу за 1960 г.

Эти данные отнюдь не свидетельствуют о том, что коллективизация сельского хозяйства - бредовая идея марксистов, однако подталкивают к выводам, которые существуют уже свыше ста лет: коллективизация сельского хозяйства (создание сельскохозяйственной фабрики высокого уровня) возможна лишь при наличие высокоразвитой промышленной базы, оказывающей всевозможную, всестороннюю поддержку сельскому хозяйству. В СССР же к тому периоду подобной базы не существовало. Таким образом, аграрная политика Н.С. Хрущёва не могла разрешить продовольственной проблемы не только в связи с наличием субъективных причин (волюнтаризм, перехлёсты, о которых мы уже упоминали), а также, в первую очередь, объективных причин, анализом которых мной была установлена осталось советского сельского хозяйства. Подтверждением невысокой оценки аграрной политики может служить следующий факт: “в 1959-1964 гг. среднегодовое производство зерновых на душу населения едва превышало уровень 1913 года”.

Но помимо продовольственной проблемы в СССР в 1960-х гг. существовали и некоторые другие. Так, например, очень остро стоял жилищный вопрос. Значительная часть населения, особенно в рабочих посёлках, проживала в бараках, которые давно находились в аварийном состоянии. Действительно с 1955 по 1964 гг. городской жилищный фонд увеличился на 80%, но после наплыва в города в начале 30-х гг. десятков миллионов сельских жителей отставание в этой области было столь велико, что несмотря на достигнутые успехи, в целом жилищный кризис преодолеть не удалось. Однако сельское население перетекало города не только в 30-е годы, но и после войны: Таким образом, из данных указанных в таблице видно, что сельское население сокращалось не только в процентном отношении к городскому. Но и в абсолютных цифрах (с 1940 по 1970 гг.- на 25,3 млн. человек), тогда как городское увеличилось за те же годы на 72,9 млн. человека. Эта миграция населения ещё более обострила жилищный вопрос. Также, хотя уже и в последующие годы, была выявлена ошибочность преодоления жилищного кризиса путём строительства так называемых “хрущёвок”, так как затраты на коммуникации делали себестоимость каждого метра выше, чем при строительстве 9-12 этажных домов. Такое положение в области обеспечения населения жильём власти часто использовали: так, безупречное поведение позволяло надеяться на более менее скорое получение квартиры, выражение же недовольства могло иметь результатом то, что данный человек формально не лишается права на жильё, фактически же оно становится для него не доступным (например, лишили премии на жильё). Также причиной для недовольства населения, по мнению некоторых историков (например, В.А. Козлова), называют денежную реформу 1961г. Хотя, на мой взгляд, реформа 1961г. - это скорее верхушка айсберга, основание которого составили неудачи в аграрной сфере, пищевой и лёгкой промышленности, в результате чего растущая в стране денежная масса оказалась не обеспеченной товарами, необходимыми населению, что в свою очередь вызвало инфляцию, а затем обмен старых банкнот на новые при соотношении 10:1. Но товарам неоткуда было взяться и после пропорционального изменения цен и заработной платы. Таким образом, сделать вывод о наличие в СССР объективных причин экономического характера, которые впоследствии вылились в массовые недовольства части населения, наиболее пострадавшей в ходе экономических преобразований. Но одной этой причины для недовольства явно было недостаточно. Низкий уровень жизни не мог вызвать недовольство народных масс. Их протест, проявляемый незаметно, не был секретом для руководства и самого Хрущёва. В ряде городов, которые посетил Первый секретарь ЦК, ему самому пришлось столкнуться с возмущением народа. Так в Новосибирске и Караганде он был вынужден убегать от разбушевавшейся толпы. Из Горького после митинга, где было объявлено о замораживании облигаций, - уезжать ночью. В Киеве, Ташкенте на улицах собиралось много недовольных по поводу запрета содержания скота в рабочих поселках.

Как мы уже видели экономическая подоплёка для социального недовольства в СССР была налицо, но она ещё более усиливалась под воздействием политических факторов.

Одним из самых видных политических событий в СССР периода Хрущёва был XX съезд партии. Тогда 14 февраля 1956 года в Кремле в присутствии 55 “братских партий” открылся съезд КПСС, собравший 1436 делегатов, по большей части опытных партаппаратчиков. Созванный за восемь месяцев до установленного срока в связи с насущной необходимостью подвести итоги произошедших после смерти Сталина изменений и дискуссий о выборе курса, съезд завершился знаменитым докладом, который носил секретный характер. Этот вызвавший подлинное потрясение доклад, был произнесён при закрытых дверях только перед советскими делегатами на утреннем заседании съезда 25 февраля 1956 года.

Мнения о XX съезде сильно разнятся: от начала “управляемой десталинизации” (Н. Верт) до “радикального разрыва с прошлым”, мощным ударом по фундаменту советского государства, первого шага к разрушению его легитимности (С. Кара-Мурза). Ф. Бурлацкий считал, что XX съезд – это “мощный, хотя и не во всех отношениях эффективный и умелый удар... по сверхцентрализму, бюрократизму и чиновному чванству”.

Но как известно в своём докладе Н.С. Хрущёв ограничил (сознательно) круг ответственных за деяния лиц, выгородив при этом себя и весь состав нового Президиума ЦК КПСС, включая Молотова, Кагановича, Ворошилова и других. Возникает резонный вопрос: какими причинами был вызван XX съезд и на что он был направлен?

1. Становилось очевидным невозможность дальнейшего управления обществом при помощи репрессивно-мобилизационных мер по ряду факторов:

а) Экономика входила в стадию эволюционного развития, остались позади индустриализация, война.

б) Вследствие улучшения материального положения населения (хотя и незначительно) происходил рост социальной активности: люди обсуждали экономику страны, вскрывались политические проблемы, формировалось негативное отношение к подобным мерам (люди начинали роптать, всё чаще стали раздаваться призывы к забастовкам, письма в ЦК от родственников репрессированных, волна восстаний в лагерях).

в) Появление нового поколения номенклатуры, которая отказывалась от репрессивных мер, так как значительно улучшилось её материальное положение и следственно ей (номенклатуре) было что терять. Отсюда стремление номенклатуры к стабильности, к застрахованности от всякого рода эксцессов. Таким образом, перемены соответствовали желаниям отдельных представителей бюрократического аппарата. По данному поводу Тони Клифф писал следующее: “Правящий класс России сам хочет расслабиться. Его представители хотят жить в своё удовольствие, наслаждаясь своими привилегиями. Один из парадоксов сталинского режима заключался в том, что даже социально - привилегированные чиновники не были единодушны в его оценке. Нередко МВД (НКВД - С.Е.) занималось делами высокопоставленных чиновников. Подсчитано, что в 1938-1940 гг. 24% крупных руководителей из промышленности были арестованы или расстреляны. Теперь бюрократия стремилась упорядочить своё правление”.

2. Необходимость укрепить власть, а для этого нужно отказаться от “дурного прошлого”, которое становилось непосильной ношей для советского руководства. А прежде всего с “дурным прошлым” связывались репрессии, информация о которых, несмотря на всевозможные препятствия, становилась всё более и более известной и могла вызвать массовые недовольства населения. Благо дело население связывало репрессии непосредственно со Сталиным и его ближайшим окружением, по причине этого для власти достаточно было и выставить их как виновных во всех смертных грехах (Вот почему после XX съезда клясться в верности Сталину стало политически не выгодно). Поэтому избавившись от ненужного груза можно было не только сохранить существенный порядок, но и отблагодорить власть, предать её солидный вес. Таким образом, меняя идол Сталина, на идол партии, власть смогла значительно расширить свою социальную базу.

Следовательно весь XX съезд (в том числе и “секретный доклад”) был нацелен на укрепление господствующего положения советской номенклатуры.

И лишь во вторую очередь XX съезд стал трамплином для политической карьеры Н.С. Хрущёва; “декретный доклад” нанёс ощутимый удар по политическим оппонентам в борьбе за единоличную власть, а также был значительным политическим диведентом, близким к популистской мере, так как у населения появлялась уверенность, что высшее руководство страны внесёт коренные изменения в методах управления страной, избавиться от репрессий, появилось ощущение некоторой свободы. Также население начало чувствовать, что оно играет не последнюю роль в руководстве страной, что с ними считаются.

Эту уверенность подкрепляли и властные структуры. С конца 50-х годов стала широко распространяться идея “общенародного государства” в идеологической практике. Так Н.С. Хрущёв однажды заявил: “Мы говорим, что при коммунизме государство отомрёт. Какие же органы сохранятся? Общественные! Будут ли они называться комсомолом, профсоюзами или как-то по-другому. Но это будут общественные организации, которые через общество будет регулировать свои отношения, Надо сейчас расчищать пути к этому, приучать людей, чтобы у них вырабатывались навыки таких действий”. Концепция “общенародного государства” увязывалась с как можно большим привлечением трудящихся к практическому участию в управлении государством: “Каждый советский человек, - говорил Хрущёв, - должен стать активным участником в управлении делами общества! - вот наш лозунг, наша задача”. Было намечено пять путей, по которым должны были обеспечиваться вовлечение масс в управление государственными делами:

1. создание всё лучших материальных и культурных условий жизни народа;

2. совершенствование форм народного представительства и демократических принципов избирательной системы;

3. расширение практики всенародного обсуждения крупных вопросов коммунистического строительства;

4. всемирное развитие форм народного контроля за деятельностью органов государства;

5. систематическое обновление состава руководящих органов в государственном аппарате и общественных организаций. (позднее данный пункт был развёрнут и вошёл в новый Устав партии, принятый XXII съездом).

На XXI съезде КПСС Н.С. Хрущёв назвал конкретные сферы, где по его мнению, возможна передача функций государственных органов общественным организациям. Это вопросы культурного обслуживания населения, курортного отдыха и частично здравоохранения, управления массовым физкультурным движением, создания системы добровольных спортобществ. Обеспечение общественного порядка и правил социалистического общежития.

Но даже этим ограниченным замыслам не суждено было сбыться, так как они вызвали “озабоченность со стороны многих членов ЦК”: Спиридонова (1-ый секретарь Ленинградского обкома КПСС), Шелепина (тогда ещё секретаря ЦК ВЛКСМ, а в последствии КГБ), Муравьёвой (министр социального обеспечения СССР) - они были категорически против.

Также рушились, словно песчаные замки, обещания в экономической сфере. Так анализируя доклад Н.С. Хрущёва на ХХI съезде КПСС газета “Аzione Сomunista” отмечала следующие высказывания: производительность труда увеличится на 50%, увеличение заработной платы с 270- 350 рублей до 500-600 рублей в месяц (то есть на 40%). Также Хрущёв отмечал недостаточность заработной платы практически у половины населения СССР (54млн. 600тыс. человек) - такие упоминания имеются на 26, 99- 101 страницах французского издания доклада. Данные в отношении предметов потребления ещё более незначительные, чем те, которые предоставляли ХХ съезду, так сокращается производство хлопчатобумажных тканей; животное, растительное масла и вылов рыбы остаются на прежнем уровне (тогда как население увеличивается); производство обуви и шерсти увеличиваются на 5% в год, то есть меньше, чем в капиталистических странах. Уже к ХХI съезду стали видны первые расхождения обещанного и реального. Вот почему пришлось внести некоторые корректировки: если ранее на ХХ съезде Хрущёв обещал, что десятилетнее образование будет обеспечено к 1960 году, то на ХХI съезде – лишь к 1965 году нужно будет перейти к восьмилетней школе, переход к 7 часовому рабочему дню при пятидневке переносился с 1957 года на 1965 год.

Так же не сбылось обещание Хрущева на XX съезде об увеличении производства предметов потребления в 1960 году в 3 раза по сравнению с 1950 годом. (Смотрите таблицу):

Столь нелепые “просчёты” дополнялись заявлениями о том, что страна вступила в “период развёрнутого строительства коммунистического общества” (на XXI съезде КПСС) или ещё более конкретное - “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме” (на XXII съезде КПСС; когда была принята новая программа партии, обещавшая построение коммунизма через 20 лет). Эти фразы на время утешали население тем, что сегодняшние трудности скоро исчезнут, а через 20 лет их ждёт не просто лучшая жизнь, а начало коммунизма!

Но чем более действительность отличалась от обещаний, тем чаще раздавались отголоски социального недовольства. В известном смысле на рубеже 50 - 60-х годов власть попала в заколдованный крут. Экономические проблемы невозможно было разрешить, не вызывая возмущения граждан, не создавая предпосылок для роста оппозиционных настроений, не провоцируя невыгодных для власти сравнений между декларируемыми целями (строительство коммунизма и т.д.) и унылой действительностью, Дисбаланс зарплаты и цен на потребительские товары и особенно на продукты питания, вызванный от части уступками рабочим во второй половине 50-х годов, обострял традиционную советскую проблему дефицита. Вследствие чего за полгода до повышения цен, в ночь с 30 на 31 декабря 1961 года в Чите были обнаружены листовки, иллюстрирующие растущее возмущение: “Внутренняя политика Хрущёва - гнильё!”, “Долой диктатуру Хрущёва!”, “Болтун Хрущёв, где твоё изобилие?” А так же стихотворение:

“Ильич, Ильич, проснись
И с Хрущёвым разберись:
Водка стоит 27,
Сала, мяса нет совсем,
К коммунизму подойдём -
И капусты не найдём”

Однако, основные дивиденды, заработанные Хрущёвым на XX съезде ещё сохранялись о чём свидетельствовали выборы в Верховный Совет СССР, проведённые 10 мая 1962 года, а вернее сказать, надписи на бюллетенях. Все требования звучали на фоне доброжелательного в целом отношения к Хрущёву. В сознании одних он приобрёл священный ореол за разоблачение Сталина и прекращение массовых репрессий, другие, напротив, ставили Хрущёва на вакантное место Сталина - “вождя, любимого всеми народами”, “несгибаемого ленинца”, “борца за мир” и т.п. Некоторые воспринимали его в духе традиционного российского отношения к верховной власти - как народного заступника от бюрократов и “псевдокоммунистов”, “подхалимов и воров в торговле”. В то же время Хрущёв явно не вызывал страха или священного трепета. Во многих надписях чувствовались панибратство и даже некоторая фривольность: “За Хрущёва всей душою”, “Молодец, Никита, будь здоров!”, “Как депутат очень мало внимания уделяешь своим избирателям” и т.д.

Таким образом, фактически в начале 1960-х годов на карту была поставлена именно эта, народная, репутация Хрущёва. Он попал в своеобразный политический цугцванг: сохранение статус-кво в ценовой политике грозило ростом недовольства из-за нехватки продуктов, а повышение закупочных и розничных цен означало конец популистской политике (систематическое снижение цен приносило Сталину значительные плюсы и укрепляло доверие к нему в городах). Именно данный аспект и послужил одной из причин отставки Хрущёва, которого на этот раз выставят как козла отпущения (таким же образом он в своё время обошёлся, правда уже усопшим Сталиным).

Так руководство КГБ, уже после Новочеркасских событий, видело только два выхода из сложившейся в стране обстановки. Первый - усиление репрессий (в июле 1962 года была принята печально известная статья 70 УК РСФСР, восстановившая и узаконившая политические репрессии), но использование в широких масштабах данного метода, как уже мной было рассмотрено, могло привести к краху существовавшего в СССР строя. Оставался второй выход - изменение в самом политическом руководстве, устранение из него того человека, имя которого отождествлялось с неудачами в развитии страны, - Н.С. Хрущёва.

Также нагнетанию политической обстановки способствовала деятельность, а, вернее сказать бездеятельность профсоюзов в сфере защиты прав трудящихся. Так на состоявшемся 7-14 июня 1954 года XIX съезде профсоюзов критиковались профсоюзные лидеры за то, что никогда не защищали трудящихся, не боролись против чрезмерной разницы зарплат, произвольно назначавшихся директорами предприятий, против практики незаконных увольнений по воле администрации, против пренебрежения техникой безопасности. Констатировав глубокое разочарование трудящихся в профсоюзах, съезд призвал последних проявлять отныне бдительность в защите прав трудящихся. Среди намеченных изменений на первом плане фигурировали упорядочение норм выработки, усиление надзора за сверхурочными работами и контроля за материальным поощрением, особенно в натуральных формах.

Однако, как показала история, этот призыв к профсоюзам оказался не более, чем демагогией, направленной хоть на некоторое успокоение трудящихся.

Также подтверждением ограниченности процесса десталинизации может служить сам факт существования в СССР такого слоя населения как номенклатура. В следствии чего, я считаю нужным кратко осветить историю становления номенклатуры, а также выявить те стороны её жизнедеятельности, которые могли бы послужить причинами для недовольства населения. Однако в силу ограниченности материала по номенклатуре непосредственно в период Хрущёва пришлось прибегнуть к той информации, которая имеется по данному вопросу. Это, конечно, вносит существенные изменения в систему фактического материала (т.к. не вовсе периоды существования Советского государства у номенклатуры были одни и те же цели и методы управления), но позволяет составить общую картину о данном слое населения.

Официально номенклатура в СССР появилась в 1925 г. 16 ноября 1925 г. Оргбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление “О порядке подбора и назначения работников”, которым утверждалась номенклатура должностей №1 (утверждаемые ЦК) , №2 (утверждаемые Орграспределением), №3 (ведомственные номенклатуры) — номенклатуру №1, №2 самостоятельно назначать и смещать местные партийные органы не могут таким образом, с принципом всеобщей выборности и сменяемости в любой момент чиновников было покончено. Система привилегированного снабжения высшего чиновничества начала складываться в Советской России еще в период “военного коммунизм”, но окончательно оформилась в 20 - е годы.

Пропасть, образовавшуюся между правящим классом и трудящимися массами, ярко описал в 1932 году лидер “Союза марксистов-ленинцев” М.Н.Рютин: “Наркомы, заместители наркомов, члены коллегий, руководители трестов, видные работники партаппрарата, редакторы крупных газет, председатели ЦК профсоюзов руководители областных отделов советского и профсоюзного аппарата также захвачены в значительной части процессами перерождения. Все они, даже бывшие рабочие, никакой связи с массами, кроме официальных докладов на собраниях, давно уже не имеют. Они обеспечены высокими ставками, курортами, пособиями, дачами, великолепными квартирами, прекрасным явным и тайным снабжением, бесплатными театрами, первоклассной медицинской помощью и т.д., и т.п. И это при невероятном обнищании полуголодном существовании всей страны”.

Накануне войны среднемесячная зарплата рабочих и служащих в СССР, по официальным данным, составляла 330 рублей. По воспоминаниям современников, основная масса советских граждан получала лишь 70 — 80 рублей в месяц и жила в коммуналках и курных избах, в тоже время, как свидетельствовал в 1941 году командующий 5-ой советской армией и убежденный сторонник существующего строя генерал-майор М.И. Потапов, ежемесячный должностной оклад командующего армией составлял 2600 рублей, а в качестве служебного жилья ему предоставлялась квартира из 10 комнат.

По расчетам М.С.Восленского, общий размер денежного и натурального (продуктового) довольствия заведующего сектора ЦК КПСС без учета государственных расходов на содержание его дачи, квартиры, машины, оплат личных поездок и телефонных переговоров и т.п. к началу 80-х годов в десять раз превышал доходы рядового советского трудящегося.

Еще в 1964 году известный венгерский революционер деятель Коминтерна, а впоследствии основатель Института мировой экономики международных отношений (ИМЭМО) АН СССР академик Е.С. Варга в своих предсмертных записках ставил вопрос “А каковы реальные доходы тех, кто принадлежит к верхушке бюрократии, к правящему в стране слою? А лучше сказать, сколько платит государство в месяц самому себе? Этого не знает никто! Но каждый знает под Москвой есть дачи - конечно государственные; при них постоянно 10-20 человек охраны, кроме того, садовники, повара, горничные, специальные врачи и медсестры, шоферы т.д. - всего до 40-50 человек прислуги. Все это оплачивает государство. Кроме того, естественно, имеется городская квартира с соответствующим обслуживанием и, по меньшей мере, еще одна дача на юге. У них персональные спецпоезда, персональные самолеты, и те, и другие с кухней и поварами, персональные яхты, конечно же, множество автомобилей и шоферов обслуживающих и днем и ночью их самих и членов их семей. Они бесплатно получают или, по крайней мере, получали раньше (Как обстоит дело теперь, я не знаю) все продукты питания и прочие предметы потребления. Во что все это обходиться государству? Этого я не знаю! Но я знаю, что для обеспечения такого уровня жизни в Америке надо быть мультимиллионером! Только оплата самое малое 100 человек личной обслуги 30 - 40 тысяч долларов. Вместе с прочими расходами это составило более полумиллиона долларов в год!” Таким образом, мы видим, что жалование составляет меньшую часть тех доходов и льгот, которые получают правительственные руководители от государства.

Также немаловажно показать численность данного слоя населения. Так, по данным всесоюзной переписи населения 1926 год общая численность руководителей центральных, областных, губернских, окружных и уездных учреждений, районных и волостных исполкомов, их отделов и частей, а также руководителей промышленных, строительных и сельскохозяйственных предприятий составляла около 250. тысяч человек. По переписи 1939 года численность этих категории достигла уже 520 тысяч человек. К началу перестройки численность партийной номенклатуры превышала полмиллиона человек; членов руководящих партийных органов (от сельских райкомов до ЦК республиканских компартий) — 439 тысяч, секретарей тех же партийных комитетов с их штатным аппаратом 86 тысяч человек, членов и кандидатов в политбюро и секретарей ЦК КПСС - 32 человека и штатного аппарата 1363 человека. Даже если к этому добавить хозяйственную государственную номенклатуру и командование Вооруженных Сил, а также членов семей чиновников, то вместе они вряд ли составят более 5% от всего населения Советского Союза. Однако только они распоряжались всеми материальными богатствами, всеми средствами производства в СССР,

Несмотря на то, что подобранные данные, показывают положение номенклатуры в обществе, не только хрущёвского времени, но и других периодов советской историй, все же они позволяют представить роль и место номенклатуры в интересующий нас отрезок времени. Теперь же я хочу предложить пару-тройку фактов, которые свидетельствуют об их неутомимом стремлении “приукрасить” свой быт.

Характерен пример Пленума ЦК КП Узбекистана в сентябре 1959 года, где был освобожден от должности первый секретарь ЦК Камалов. На пленуме приводились примеры его корыстных интересов и претензии, дорого обошедшихся государству. Скажем строительство его дачи, непредусмотренное и необозначенное ни в каком плане обошлось в 7 миллионов рублей его не устраивала прежняя дача на 27 га с плавательным бассейном и водоёмом. Для возведения новой дачи работники ЦК КП Узбекистана ездили в Москву где находился проект, копировавший дачи высшего руководства страны на ленинских горах. Средства выделялись из резервного фонда Совета министров Узбекистана по личному распоряжению председателя Совмина республики. Правда, все это было списано на жену Камалова. Так, заместитель председателя Камалов говорил: “Он (Камалов) находился в плену своей мещанки жены, которая, несмотря на свою принадлежность к партии, своими аристократическими замашками дискредирует Камалова и своим поведением вызывает законное возмущение”. Бедный Камалов, прямо-таки жена ему попалась из сказки “О рыбаке и золотой рыбке”.

Аналогичная ситуация обсуждалась в июне 1961 года на Пленуме ЦК КП Таджикистана, где рассматривался вопрос об антипартийных и антигосударственных действиях первого секретаря ЦК КП Таджикистана Ульджабаева и Председателя Совмина республики Додхудоева.

Но что самое интересное, подчеркивалось, что “преступные антигосударственные действия творила небольшая группа людей. В целом же партийная организация здоровая, боевая, у нас замечательные коммунисты”. Подобные диагнозы для партийных организации при сопоставимых нарушениях обычное дело. И что более вероятно подобные процессы являются громоотводом для народного недовольства, которое порой готово плеснуть через край.

И подобное положение номенклатуры в обществе ни для кого не было секретом (исключая тех, кто по каким-либо причинам сознательно не хотел этого видеть) и привилегированное положение партийно-государственного слоя населения не могло не будоражить умы рядовых трудящихся. Отношение людей к номенклатуре было явно негативным. А.Козлов в своей монографии “Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе...” как одну из причин массовых недовольств называл обострение чувства социальной справедливости, которая сочеталась с критикой новых “советских бар” и “дачного капитализма”.

Повышение розничных цен на основные продукты питания, объявленные с 1 июня 1962 года, пришлось на тот момент, когда по всей стране шла пропаганда решений XXII съезда КПСС, призванных продемонстрировать “преимущества социализма”, в том числе и по части непрерывного роста благосостояния трудящихся. Слухи о возможном повышении цен тогда уже циркулировали в народе, но существовала негласная установка - особенно для лекторов и пропагандистов, работающих непосредственно с людьми, - объявлять эти слухи враждебной пропагандой, распространяемой зарубежными радиостанциями. Поэтому публикация в печати сообщения о повышении цен вызвала резкую негативную реакцию среди населения (Хотя и не у всего, например, некоторые находили положительные моменты: “может быть снизятся цены на рынках, а мясных продуктов в государственных магазинах станет больше”, кто-то похвалил правительство “откровенное объяснение причин”, мол могли бы и вовсе ничего не объяснять). Так большая часть населения справедливо считала: возникли проблемы, пусть правительство их решает, но не за наш же счет. Не может - значит правительство плохое! Кое-кто пошел в своем возмущении дальше: в Москве на ул. Горького наклеили листовку: “Сегодня повышение цен, а что нас ждет завтра?”, в Измайлово, на Сиреневом бульваре листовка была более решительной, она призывала бороться за свои права и снижение цен. Во многих местах страны были зафиксированы призывы “поднимать рабочих на протест”. Как отмечает Е. Зубкова, забастовки и митинги прокатились в июне 1962 года по многим промышленным центрам страны, а в ряде мест обстановка складывалась как предзабастовочная.

В Новочеркасске повышение розничных цен на мясо, мясные продукты и масло наложились на местные особенности. В начале 1962 года администрацией завода пересматривались нормы выработки, в результате чего у некоторых категорий рабочих понизилась зарплата до 30%. Учитывая, что пересмотр норм выработки производился в разное время (февраль-апрель месяц), рабочие сталелитейного цеха накануне произошедших событий получили пониженную зарплату и были недовольны этим. Как отмечалось в информации заместителя председателя КГБ при Совмине СССР Ивашутина в ЦК КПСС о массовых беспорядках в г. Новочеркасске от 7 июня 1962 года (когда события уже стали историей), на НЭВЗ им. Буденова “уже имели место факты, когда некоторые рабочие кузовосборочного цеха приходили на завод, но в течение трех дней не приступали к работе, требуя от дирекции улучшения условий труда”. Другими словами опыт забастовок у новочеркасских рабочих уже был. Причин для недовольства и даже негодования тоже было даже более чем достаточно: “Из-за плохой техники безопасности на заводе были случаи отравления 200 рабочих в обмоточно-изоляционном цехе”. Также не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что уже в ту пору Новочеркасск считался городом студентов (Политехнический институт, Инженерно-меллиоративный институт, много техникумов). С этим связано и снабжение города продуктами питания. Новочеркасску приходилось жить в основном за счет рынка (как и другим провинциальным городам). Как утверждает в интервью Давиду Манделю П.П. Сиуда: “К тому же если до этого были коровы, какое-то подворное хозяйство, то в результате политики Хрущева этого уже не стало. А если учитывать, что в магазинах ничего не было, за продуктами ездили в Ростов, в Шахты, то к 1962 году положение с продуктами питания было очень тяжелым” (поэтому же поводу обращал свое внимание В.Черных, один из участников событий: “Почему так плохо снабжают город. Вывод один - нет внимания на нужды трудящихся со стороны местных органов руководства”). Также, как и по стране, в Новочеркасске остро стояла жилищная проблема. Жилучасток довоенного времени, с рабочим городом - это бараки еще времен возникновения завода (а он был основан в 1932 году). К 1962 году было построено всего несколько домов. Проблема была очень запущенной. Большинству населения приходилось снимать жилье в частном секторе и платить от 25 до 50 рублей, т.е. 20-30% зарплаты рабочего”.

Таким образом, население в Новочеркасске находилось на грани выживания, ситуация усложнялась и тем, что повышение цен совпадало со снижением расценок на НЭВЗ. В связи с чем обсуждение в половине восьмого обращения ЦК КПСС и Совмина СССР рабочими было более, чем обосновано, а попытки начальника цеха вернуть их к работе как того и следовало ожидать, не имели успеха.

Рабочие вышли в сквер (их к тому моменту собралось 20-25 человек), где продолжали обсуждение будоражащих их умы новостей. Вскоре известие о данном “инциденте” дошло до директора. Он направился к нарушителям спокойствия. “Беседа, - информировал КГБ ЦК КПСС, - между рабочими и директором происходила очень напряженно, с отдельными выкриками и оскорблениями” (вероятно, что фраза, произнесенная Курочкиным: “Не хватает денег на мясо и колбасу, ешьте пирожки с ливером”, - не надумана).

К 11 часам утра (время перерыва 1 смены) в сквере собралась толпа уже в 300-500 человек. Она двинулась к заводоуправлению, требуя директора. От толпы отделилось несколько человек. Которые решили подать заводской гудок, чтобы выразить протест администрации.

Как отмечал П.П Сиуда, “ни на начальном этапе возникновения забастовки, ни на протяжении всех дальнейших событий 1-3- июня не создавалось и не было никаких групп или органов, которые взяли бы на себя обязанности возглавить организацию и проведение выступлений рабочих. Все события происходили именно стихийно, спонтанно. Инициатива кипела и проявлялась снизу; в массе трудящихся”. Так неожиданно в роли психологического “мотора” оказался В. Черных (24 года, 9 классов образования, “без уголовного прошлого”), который (по его словам на следствии) “для того, чтобы все рабочие бросили работу и собрались у заводоуправления, с группой лиц в количестве около 15 человек... пришел на компрессорную станцию, где... включили заводской гудок... на полную мощность. Когда рабочие компрессорной станции попытались прекратить подачу тревожного гудка, наша группа... воспрепятствовала этому”. Также В. Черных был инициатором написания лозунга: “Мяса, молока, повышения зарплаты!”

Приблизительно в 11.30 большая толпа людей подошла к заводоуправлению, прорвалась через проходную и вышла на площадь у заводоуправления, где группами обсуждали новые цены и снижение расценок. Стали вызывать директора, выкрикивая оскорбления в его адрес. И скандировали свои лозунги.

Следующим шагом забастовщиков стала остановка пассажирского поезда “Саратов-Ростов” (в данной акции отличились слесарь Ф. Ф. Захаров (21 год) и комсомолка Г. Полунина (20 лет), однако вскоре они удалились с места волнений). В следствии этого было остановлено движение поездов на этом участке. Вскоре раздались тревожные гудки с паровоза, стали собираться любопытные - рабочие из других цехов, люди из ближнего поселка. По сведениям надзора за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР Ю. Шубина, ее (толпы) численность превысила 4000 человек. Как отрицательный момент следует сказать, что среди них были пьяные. Особенно отличились В.А. Уханов и Ф.В. Фетисов, которые взобрались на переднюю площадку паровоза, неоднократно обращались к собравшимся с провокационными речами. Кто-то написал на тепловозе “Хрущева на мясо”.

Остановка поезда, тревожные гудки паровоза, крики, стихийные выступления взбудоражили завод и окрестные поселки. В волнения влились рабочие 2 смены, которая в конце концов тоже прекратила работу.

У остановленного поезда в ход событий впервые попытались вмешаться организованные сторонники восстановления порядка (порядка, который устраивал дирекцию завода); в основном это были члены КПСС и инженерно-технические работники, а также дружинники. “Первого июня, - рассказывал один из свидетелей, - нам всем, коммунистам, было дано задание идти на площадь, чтобы пропустить остановленный поезд”. Но они оказались бессильны и были вынуждены ретироваться, снять повязки дружинников.

Примерно в полдень в массе забастовщиков пронеслось: “Милиция приехала!” Вся людская масса двинулась на полотно железной дороги в направлении милиции. Увидев накатывающую грозную волну людей, милицейские шеренги рассыпались и кинулись за разворачивающимися машинами, на ходу беспорядочно залезая в кузова. Это, а также факт того, что первые сообщения о “бузе” на НЭВЗ поступили в милицию около 10.00 а в 11.00 были подняты по тревоге и при этом долгое время не предпринимали активных действий, свидетельствует о растерянности властей, что при отсутствии забастовочного комитета у рабочих НЭВЗ привело к тому, что среди бастующих стали появляться хулиганы, требующие разгромов продовольственных магазинов. В следствии чего среди забастовщиков появляется как бы два лагеря: “экстремисты” (попытались ворваться в заводоуправление и постоянно выкрикивали “Бей коммунистов!”) и “умеренные” (выступавшие за продолжение забастовки, но без хулиганских проявлений), но так как между двумя группами не было четких границ, то толпа реализовала обе программы действия.

Позже пришлось уходить задним ходом на станцию Локомотивстрой. Произошло это в 16.00. К этому же времени на заводе уже собралось все областное начальство: первый секретарь обкома КПСС Басов, председатель облисполкома, председатель совнархоза и другие ответственные работники области и города.

После этого начался штурм заводоуправления чему сопутствовало символическое осквернение “портрета вождя”, совершенное очередным молодым “романтиком”. Двадцатитрехлетний ученик токаря, ранее не судимый Анатолий Десятников, впившийся в толпу во время обеденного перерыва первой смены, вместе с еще одним человеком, которого следствие не установило, проникли на балкон и после нескольких попыток сорвали с фасада большой портрет Хрущева. Толпа бурно аплодировала, выражая отношение к главному, по ее мнению, виновнику всех несчастий в стране. Заодно досталось и висевшему справа от входа в заводоуправление транспаранту “Верность ленинизму - источник всех успехов нашей партии”. Кто-то полоснул по нему ножом.

Затем начался штурм входной двери. В первых рядах был двадцатидвухлетний слесарь Геннадий Гончаров. Работник он был неплохой (“как производственник характеризуется положительно”), но пользовался дурной славой бузотера и скандалиста. Именно Гончаров, “насильно открыв дверь, удерживаемую мастером цеха Насоновым, <...> нанес ему удар кулаком по голове, первым ворвался в здание, увлекая за собой других хулиганов, которые учинили погром помещения и пытались расправиться с находившимися там должностными лицами”. Насонов впоследствии рассказал, что кто-то еще, действовавший вместе с Гончаровым, ударил его (Насонова) по щеке, выругался, а потом крикнул: “Убить его!” Другие участники штурма, ворвавшись в заводоуправление, избили инженера Ершова, “учинили погром этого помещения: ломали мебель, били стекла и телефоны, срывали портреты”, а Гончаров в тот же день еще и пытался найти Насонова, чтобы “рассчитаться” с ним. (В целом картина погрома была сильно преувеличена, как в информации КГБ, так и в обвинительном заключении. Как следует из протокола осмотра места происшествия, составленного 6 июня 1962 г., в здании были побиты несколько окон, взломаны двери некоторых кабинетов, в одном из них оборваны шнур телефона и вилка репродуктора, пропали авторучки со стола, были разбросаны документы).

Участники штурма вряд ли воспринимали свои действия как погром. К тому же они сумели довольно быстро остановиться.. (В одном из кабинетов заводоуправления нашли впоследствии бюллетень научной информации “Труд и заработная плата” с возмущенной надписью кого-то из забастовщиков: “Вкалываешь, а ничего не получаешь”)

Блокированным в здании руководителям в конце концов пришлось на что-то решаться. К этому их явно вынудили угрожающие действия “экстремистов”.

В 16.30 на балкон были вынесены громкоговорители. На балкон вышли первый секретарь обкома КПСС Басов, председатель Ростовского облисполкома Заметин, первый секретарь Новочеркасского горкома КПСС Логинов и директор завода Курочкин. “Умеренная” программа (требования выступлений начальства) победила. Толпа приготовилась слушать. Однако Басов не нашел ничего лучшего, как начать пересказывать обращение ЦК КПСС. Последовал взрыв возмущения “сами грамотные”, а “ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы снизили, а цены повысили”. Заметину выступить вообще не дали. А когда появился ненавистный Курочкин (все уже знали про “пирожки с ливером”), на балкон полетели камни, металлические предметы и даже бутылка (прямо в авоське). Люди из толпы, изгнав “начальство”, снова пробрались на балкон и попытались сами воспользоваться оставленным микрофоном. Разозленные “экстремисты” снова начали попытки проникнуть в заводоуправление, разыскивая руководящих работников. По информации Ивашутина, “находящиеся в это время среди толпы сотрудники госбезопасности выявляли зачинщиков и негласно их фотографировали”.

Такой же оперативной деятельностью (приблизительно с двух часов дня) занимались и некоторые переодетые сотрудники милиции. Один из них, лейтенант Округ, был “расшифрован” толпой и избит. Кроме фотографирования толпы, никаких особенных мер по наведению порядка не предпринималось. И в течение двух часов (после 16.30) завод фактически находился под контролем забастовщиков, “почувствовав беспомощность, А.В.Басов закрылся в одном из заводских кабинетов, принадлежавших первому отделу, и таким образом стал заложником забастовщиков”. Имеются невнятные свидетельства, что после 6 часов вечера секретарь обкома якобы снова попытался унять бастующих рабочих. Но говорить ему не дали, засвистели, зашикали и под оскорбления согнали с балкона. В это время в дело уже была пущена милиция, толпа изгоняла ее с завода. Сами же свидетельства подобного события, вероятно, понадобились следствию для фабрикации обвинений против Ю. Дементьева и вовсе не выглядят убедительными.

Роль Басова не следует, однако, преувеличивать. По воспоминаниям бывшего заместителя начальника штаба Северо-Кавказского военного округа генерал-майора А.И.Назарько, после 16.00 он доложил экстренно прибывшему со сборов руководящего состава СКВО командующему округом И.А. Плиеву о просьбе местных властей выделить войска для подавления беспорядков (первый разговор Плиева с Басовым состоялся около 13 00). Плиев доклад выслушал, однако никаких распоряжений не отдал и отбыл в Новочеркасск.

Около 19.00 в кабинет начальника штаба округа лично позвонил министр обороны СССР маршал Р.Я. Малиновский, Плиева не застал и распорядился “Соединения поднять. Танки не выводить. Навести порядок. Доложить!” Никакого письменного документа, подтверждающего этот устный приказ, Назарько не видел и считает, что, этот звонок последовал после непосредственной информации из Новочеркасска в Президиум ЦК КПСС, а войска местного гарнизона с самого начала выполняли приказы Москвы.

Поскольку к разрешению “вопроса” еще не подключились высшие партийные бонзы, военные в первый день беспорядков особой активности не проявляли, на полицейскую службу не рвались, а действовали с явной нерешительностью.

Еще до появления войск, в 18-19 часов, очевидно тоже по распоряжению Басова, была предпринята попытка восстановить порядок на заводе силами милиции. Однако “прибывший на завод отряд милиции в форме в количестве 200 человек был смят и бежал, а три милиционера избиты”. На железной дороге был остановлен тепловоз. Снова раздались тревожные гудки.

Около 20.00, на месте волнений появились солдаты, чтобы вытащить из помещения заводоуправления “заложников” - запертых и окруженных со всех сторон “начальников”... Боевых патронов у солдат не было.

В промежутке между первой (милиция) и второй (военнослужащие местного гарнизона) попытками силой восстановить порядок, у пешеходного тоннеля под железной дорогой близ здания заводоуправления шел митинг. Прозвучала программа действий? По мнению следствия и суда, “озвучил” эту программу Иван Служенко. Как он сам рассказал на следствии: 1 июня с утра до трех часов дня он работал по очистке города. После работы распил с двумя приятелями литр вина прямо на улице, потом, уже в одиночку, кружку пива в пивной, “пришел домой, пообедал, выпил еще стакан вина, вышел на улицу, увидел, что к электровозостроительному заводу идут многие граждане, и сам также пошел туда, где и присоединился к толпе”. Говорил, что необходимо послать делегацию в электродный и другие заводы и в соседние города, чтобы и там рабочие прекратили работу. И предложил организовать на следующий день, т. е. 2 июня 1962 года, демонстрацию в центре города”. Служенко подсознательно использовал сильный психологический аргумент, немедленно превращавший врагов забастовки в “врагов народа” - “кто будет работать, тот фашист”.

На роль “идеолога” забастовщиков больше подходит студент 3 курса химико-технологического факультета Новочеркасского политехнического института Юрий Дементьев. (Человек, похожий на Юрия, помимо обычной ругани выкрикнул весьма интересный лозунг, типичный для антихрущевских настроений того времени: “Долой правительство Хрущева! На мясо его! Давай сюда Маленкова, Шепилова”). В устах студента же этот лозунг звучал несколько странно, и, скорее всего, весь эпизод с выкриками Дементьева против секретаря обкома - чистая фабрикация следствия. Главное обвинение против Дементьева было связано с провозглашенной им с козырька пешеходного перехода программой действий, (по приметам это был Юрий Дементьев, хотя похоже выглядел и другой “идеолог” забастовщиков, “картавый Петр” - П.Сиуда. В выступлении Юрий говорил примерно следующее: послать делегацию на электродный завод, отключить подачу газа с газораспределительной станции, выставить пикеты у заводоуправления, собраться на следующее утро в 6 часов и идти в город, чтобы поднять там восстание, захватить банк, телеграф, обратиться с воззванием по всей стране с тем, чтобы свергнуть советское правительство, призывал ломать станки.

По иронии судьбы, вполне большевистская программа действий была названа следствием и судом погромной. По показаниям некоторых свидетелей, Дементьев призывал ещё и “к учинению расправы над должностными лицами, находившимися в помещении заводоуправления электровозостроительного завода”. Сам Юрий на следствии в суде виновным себя не признал.

Действительно важную роль в развитии событий вечером 1 июня сыграл двадцатипятилетний Сергей Сотников. Никакого криминального прошлого за плечами этого человека не было.

Утром 1 июня Сотников не работал, отправился ловить рыбу. Там, по рыбацкому обыкновению, выпил с другими рыбаками немного спирту “на троих”. Когда вернулся домой, узнал сразу обо всем - и о повышении цен, и о забастовке на НЭВЗ. От огорчения выпил с приятелем еще водки, на этот раз много (почти две бутылки на двоих), и, уже пьяным, отправился на завод. Все, что было у трезвого Сергея Сотникова на уме, у пьяного оказалось на языке. “Сотников вел себя вызывающе, в беседах заявляя о том, что своими действиями он якобы выражал „интересы рабочего класса"”. По данным следствия, именно Сергей Сотников предложил послать делегатов на электродный завод и завод №17 и призвать рабочих присоединиться к забастовке, а также организовать демонстрацию протеста. А чтобы гарантировать успех и наверняка остановить заводы, предложил отключить подачу газа на предприятия. Практическая часть программы Сотникова очень похожа на ту, которую следствие приписывало Ю.Дементьеву. Об этом на следствии говорил и сам Сергей Сотников, который опознал Дементьева на очной ставке. Это лишний раз показывает, что 1 июня у забастовщиков НЭВЗ спонтанно вырабатывалась модель поведения и действии. У этой программы не было единоличного автора. Не было у толпы ни единоличного лидера, ни даже обычного в таких ситуациях организующего “ядра” - более или менее сплоченной группы согласованно действующих людей. Можно считать, что согласованность действий забастовщиков 1 и 2 июня объясняется как единым настроением большинства, так и привязкой событий к упорядоченному графику работы завода. В подобной “упорядоченности” волнений их привязке к заводскому гудку - существенное своеобразие событий в Новочеркасске по сравнению практически со всеми другими известными нам массовыми беспорядками хрущевского времени. В отличие от многих кричавших и выступавших в тот день на заводе Сергей Сотников не только сформулировал, но и попытался выполнить свою программу за что безжалостным и скорым хрущевским “правосудием” был приговорен к смертной казни.

С осмысленной программой дальнейших действий выступил на стихийном митинге П. Сиуда.

Как мы уже писали выше, Сиуда внешне был похож на Юрия Дементьева. Поэтому сходство их “программ” может быть связано как с обычной для толпы филиацией идей, так и ошибками (случайными или злонамеренными) при опознании подследственных и подсудимых. По показаниям свидетелей, Сиуда призывал рабочих собраться на следующий день у заводоуправления, пойти демонстрацией в город, а также добиваться оплаты за те дни, когда завод не будет работать, требовать освобождения арестованных забастовщиков.

Помимо “идеологов” на митинге у перехода через железнодорожные пути и у здания заводоуправления выступало множество других людей. Некоторые было сильно пьяными и вряд ли отдавали себе отчет в том, что они говорят и к чему призывают. Один из таких пьяных “экстремистов”, сорокашестилетний повар И. А. Босиков, имевший судимость за хулиганство (1948 г.) и призывавший “учинить расправу над советскими и партийными работниками”, в конце концов заявил на суде, что он “допускал выкрики, содержание которых не помнит, а поэтому активным участником беспорядков себя не считает”.

“Попался на политике” и М.И. Хаустов. В тот день он крепко выпил после работы и решил полюбопытствовать, что же все-таки происходит на НЭВЗ. В конце концов Хаустов оказался в самом центре стихийного митинга, наслушался других ораторов и сам решил высказаться. Сам грузчик вообще не помнил, что именно говорил с козырька пешеходного тоннеля. Второй раз Хаустов выступал уже с капота автомашины. Около этой машины (вероятно, именно на ней приехал к месту событий ещё один участник волнений - тридцатишестилетний семейный шофер автохозяйства №3 Айрапетян), видимо, формировался второй центр стихийного митинга. Никаких “программных” заявлений с автомашины Айрапетяна не прозвучало. Дело ограничилось “словесным экстремизмом” и заурядным матом.

Одним из видных событий 1 июня стал “поход” Сергея Сотникова на газораспределительную станцию и электродный завод”

Многие люди, вероятно, в глубине души сочувствовали рабочему протесту, хотя и не принимали экстремистских форм его выражения. Но ведь других форм у рабочих НЭВЗ просто не было, ибо эти “другие формы” предполагали уже наличие (или хотя бы ростки) альтернативной рабочей организации, подобной, например, польской “Солидарности”. В результате вакуум организованности в среде протестующих рабочих заполнялся активностью “аранжировщиков”. “Поход” Сергея Сотникова закончился неудачей, а сам он поплатился жизнью. Жестокий расстрельный приговор был явно неадекватен содеянному. Толпа из 150 человек, во главе которой шел Сергей Сотников, совсем не походила на “делегацию”, скорее уж на боевую группу, если бы в ней существовали хотя бы зачатки организованности. Что же касается других “делегаций”, то вся их деятельность развернулась лишь на следующий день - 2 июня.

Около 8 часов вечера, когда на козырьке пешеходного перехода уже вовсю шел стихийный митинг, на завод прибыли 5 автомашин с солдатами и 3 бронетранспортера. Их задачей было не подавление беспорядков силой оружия, а освобождение “заложников” - заблокированных в здании заводоуправления “начальников”. Войска выполнили основную задачу (отвлекли на себя внимание и помогли переодетым в штатское армейским разведчикам и сотрудникам КГБ освободить “заложников”). А разгонять забастовщиков силой оружия им в то время никто и не приказывал. Убеждение, что в безоружных людей стрелять не посмеют, не раз подводило участников беспорядков прямо под пули тех, кто обязан был выполнять приказ (и не только в Новочеркасске). Поведение армии вечером 1 июня сработало в пользу привычного мифа, поэтому таким неожиданным оказался для толпы расстрел безоружных на следующий день. В первый момент конфронтации с военными “опорной точкой” стала баррикада у западных ворот завода - на контрольно-пропускном пункте №7. Ворота баррикадировали для того, чтобы не пустить солдат на территорию завода. Случайно оказались у ворот и два приятеля девятнадцатилетний комсомолец М.И.Горбачев и двадцатилетний слесарь НЭВЗ А.И.Зиненко. По утверждению следствия и суда, Горбачев кричал солдатам: “Куда вы идете, вас все равно не пустят, уходите назад”, сопровождая все это “оскорбительными выкриками в адрес военнослужащих”. После того как забастовщики забаррикадировали ворота, преградили дорогу войскам.

Одновременно с этими событиями разворачивались дискуссии с солдатами. Некоторым офицерам угрожали насилием. Войска медленно проникали на территорию завода.

Около сталелитейного цеха судьба свела стропальщика Фетисова и солдат во главе с полковником, Фетисов тряс полковника за ремень, кричал: “Фашистские переродки, убери своих выродков”, а призвавшую его к порядку свидетельницу обругал” Подобные сцены происходили везде, где военнослужащие соприкасались с народом.

В общем-то баррикада у ворот мало что изменила в ситуации. Войска в сопровождении бунтовщиков вошли на завод через другие ворота. Внешне все это вообще производило впечатление настоящего сражения: перевернутые машины, баррикада и т. д. В действительности же “заложников” из заводоуправления все-таки вывели. После этого войска покинули “поле боя”, оставив толпу в полной опьяняющей уверенности в собственных силах.

После перерыва на “изгнание” войск стихийный митинг у козырька пешеходного перехода продолжился, Суть выступлений не изменилась, программа дальнейших действий была уже многократно озвучена - у нее не было конкретного автора.

§2. 2 июня 1962 года: расстрел демонстрации

“Скопление людей на электровозостроительном заводе продолжалось до глубокой ночи, пока на его территорию не были введены войска <..>. Хулиганы нападали на танки, портили приборы, забрасывали камнями, в результате чего некоторые танкисты были ранены”.

Среди людей, попытавшихся вмешаться в ход событий в ночь с 1 на 2 июня и выразить свое отношение к вводу танков, оказался тридцатишестилетний тракторист электродного завода Григорий Катков). Ночь с 1 на 2 июня стала в известном смысле “звездным часом” Григория Каткова, он попытался голыми руками чуть ли не останавливать танки.

Ночь с 1 на 2 июня была бурной не только для Григория Каткова. По показаниям свидетелей, А.М. Отрошко “в толпе у завода выкрикивал требование об удалении солдат, провокационно заявлял, что танки давят людей, наносил оскорбления в адрес офицеров Советской Армии, заявляя: „Мы вам покажем”. Девятнадцатилетний учащийся Новочеркасского училища механизации сельского хозяйства Шмойлов взобрался на танк и стал наносить удары кувалдой по танку, а собравшиеся хулиганствующие элементы вокруг одобряли его действия, и повредил оборудование танка (ущерб - 1211 руб.).

Ночью волнения продолжались не только около завода. Поздно вечером собралась толпа напротив здания городского отдела милиции. Около 23.00 к этой толпе присоединился двадцативосьмилетний комсомолец, грузчик Новочеркасского молочного завода Владимир Глоба, который показал, что “после 23 часов 1 июня 1962 г. он действительно подошел к толпе, собравшейся у здания горотдела милиции, и, послушав разговоры, сам вступил в полемику с теми, кто осуждал действия хулиганствующих элементов, спровоцированные утром 1 июня на электровозостроительном заводе”.

Многие участники волнений восприняли действия властей (сначала повышение цен, потом ввод войск) как измену, как антинародные действия. Ночью в городе появились листовки, которые означали, что некоторые участники и очевидцы волнений начали идеологическую аранжировку событий. Автором одной из таких листовок был двадцатичетырехлетний электромонтажник НЭВЗ А.Ф.Жаров, в которой он заявил: “О липовых ленинцах... Хрущев из года в год в магазинах цены поднимает, заработок рабочим при этом он снижает, невольно возникает вопрос у нас, кто - враг народа был или есть... Сталин и сторонники его последовательно к коммунизму шли и всех вели, при этом не смотрели на проделки капитала и не указывали пальцем так, как вы лгуны”.

В первый день волнений на территории завода, вдали от центра города, события еще удерживались в рамках обычной волынки. Их сценарий вполне соответствовал картине стихийной рабочей стачки начала XX в. или времен “военного коммунизма” и раннего нэпа. Однако рабочие ответили продолжением забастовки и политической демонстрацией в центре города.

С утра 2 июня рабочие сталелитейного цеха пришли на завод к 7 часам, но к работе не приступали. То же было и в ряде других цехов. Однако, на заводе явно чувствовался раскол (инструментальный и электроцех начали смену). Сторонники продолжения забастовки обвиняли своих товарищей в предательстве и измене делу рабочего класса. Часть рабочих предпочла не ввязываться в разгоравшийся конфликт и отправилась по домам. Оставшаяся часть толпы остановила сначала электропоезд “Шахты - Ростов”, а затем проходивший мимо заводоуправления тепловоз. Движение было прервано, зазвучали тревожные гудки. Активную роль в этих событиях сыграли некоторые герои первого дня забастовки, в частности, Фетисов и Зиненко. В ответ на чей-то призыв пропустить тепловоз, из толпы осуждающе закричали. Активному участнику столпотворения у тепловоза тридцатитрехлетнему фрезеровщику А.Г.Нестеренко сказали, что он “влез в грязное дело”. Нестеренко упрека не принял, ответил: “Не твое дело!”.

Вскоре начали поднимаются другие заводы (например, “Нефтемаш”). Собравшаяся на заводе им. Буденного толпа на короткое время превратилась в политическую демонстрацию, которая двинулась в центр Новочеркасска под красным флагом и с портретом Ленина. Все это очень напоминало начало “Кровавого воскресенья”. Но только обращались рабочие не к “царю-батюшке” (ведь место этого “верховного арбитра” занимал теперь “главный виновник” всех рабочих несчастий Н.С.Хрущев), а к неким абстрактным ценностям раннего коммунизма, к оскверненному “толстопузыми” идеалу справедливости. Большая толпа в несколько тысяч человек двигалась в город.

Командование Северо-Кавказского военного округа приняло меры по заграждению пути на мосту через реку Тузлов. Там стояли танки, автомашины и солдаты. Однако “возбужденная толпа легко прошла через мост и продолжала следовать в город”. По воспоминаниям одного из участников демонстрации, Е.И. Мардаря, вообще похожи на цитату из какого-нибудь “революционного” романа: “Мы шли так, как не ходили даже на демонстрацию. Четкие ряды шеренг. Знамена. Единый порыв, сплотивший нас. И понеслось над колонной: „Смело, товарищи, в ногу!", „Вставай, проклятьем заклейменный". Мы совсем не напоминали группу хулиганствующих элементов, какими были впоследствии представлены. Мы шли не захватывать власть, а выразить свой протест против невыносимых условий жизни, выдвинуть свои экономические требования, хотели, чтобы нас просто услышали”.

Толпа шла по центральной улице - Московской, в конце которой было расположено здание горкома партии и горисполкома, находились помещения отдела милиции, аппарата уполномоченного УКГБ, госбанка. К шествию примыкали группы студентов и других жителей города. Понимание неоднородности толпы, попытки отделить рабочую демонстрацию от “примкнувших к ней” хулиганов в какой-то степени были присущи даже официальным документам следствия и суда. Рабочая демонстрация, дойдя от завода до центра города, заметно изменила свой облик.

Приближение демонстрации сильно напугало находившихся в горкоме КПСС членов Президиума ЦК КПСС Ф.Р. Козлова и А.И. Микояна, а также Кириленко, Полянского, Шелепина, Степакова и Ивашутина. Все они перебрались в первый военный городок, где располагался штаб правительства, когда демонстранты были в ста метрах от горкома.

Демонстрация дошла через все преграды и препятствия в центр города, ворвалась в горком, но никого из “главных начальников”, тех, кому можно было изложить свои требования, не увидела. Во время погрома в гарнизоне наибольшую активность проявил А.Ф. Зайцев. 31 мая Александр получил 28 рублей казенных денег на приобретение красок для совхоза и 1 июня приехал в Новочеркасск. Залил горькую, спустил казенные деньги и, чисто по-русски махнув на все рукой, активно включился в волнения. А.Ф. Зайцев призывал “к расправе над руководителями местных органов власти и военнослужащими, останавливал проходивший автотранспорт, требуя от водителей прекращения работы. Ворвавшись в горком партии, А.Ф. Зайцев проник на балкон, призывал бесчинствующих к активизации бандитских и погромных действий, требовал нападать на военнослужащих и отбирать у них оружие”.

“Погромная” программа все явственнее звучала в выступлениях на стихийном митинге, призывая к расправе над солдатами и офицерами. И в конце концов, “погромная” программа была доведена до конкретики. От демонстрантов отделилась группа человек в 30-50 и двинулась к зданию милиции (оно находилось на той же Московской улице, в двух кварталах от горкома КПСС).

В атаку на горотдел милиции отправились “экстремисты”. Двадцатипятилетний повар школы-интерната №2 Владимир Шуваев (во время событий он был пьян) не только угрожал военнослужащим и коммунистам расправой, но и сфомулировал своеобразные идеологические постулаты погромщиков: “место коммунистам - на столбе”; “с коммунистами говорить бесполезно”; “всех их надо стрелять”, приравнивал их к фашистам, убийцам, а солдат призывал стрелять в тех, “кто вас заставляет стрелять в народ”. “Идеологией” дело не ограничилось. Владимир Шуваев вел себя крайне агрессивно (при задержании у Шуваева был изъят тесак.) Среди нападавших на горотдел милиции оказался Н.Е. Степанов, незадолго до этого призывавший студентов в колонну. Древком флага он разбил застекленную часть двери и ударил солдата, охранявшего входную дверь горотдела милиции.

Несмотря на сопротивление милиционеров и военнослужащих, погромщикам удалось сорвать с петель наружную дверь и ворваться в помещение горотдела. Началось настоящее сражение, в ходе которого нападавшие сыпали угрозами и оскорблениями, бросали камни, избивали военнослужащих, пытались вырвать у них оружие, били стекла. В ходе завязавшейся потасовки двадцатидевятилетний слесарь Владимир Черепанов (женатый, отец одного ребенка, со средним образованием) намеревался вырвать автомат у одного из солдат. Попытка закончилась неудачей. А вот у другого солдата, Репкина, автомат все-таки отняли. Обвинение утверждало, что налетчики попытались применить это оружие против охраны, военнослужащие, действуя в соответствии с уставом, “вынуждены были применить оружие против бандитов и таким образом пресечь их попытку убийства лиц, участвовавших в наведении порядка”. Один из нападавших был убит. Толпа пыталась проникнуть в здание милиции. Когда “экстремисты” отправились в горотдел милиции “освобождать арестованных” Борис Мокроусов предложил новый “план”: надо выбрать делегацию и потребовать удаления войск из города.

Участвовать в переговорах с военным командованием вызвались 9 человек. Делегация была беспрепятственно пропущена в здание горкома КПСС и встретилась с начальником гарнизона. Мокроусов вел “агитацию”: пытался добиться от сопровождающего офицера, как лично тот относится к повышению цен и снижению расценок. Попытки офицера отмолчаться Борис объяснил просто: “Что с ним разговаривать - он коммунист”.

Бесстрашный и отчаянный Мокроусов в беседе с “московскими вождями” “требовал вывода воинского подразделения из города, злобно клеветал на материальное положение трудящихся, наносил угрозы и грубые оскорбления в адрес руководителей Партии и Правительства”, он требовал от Микояна и Козлова “чтобы они не прижимали рабочий класс”, при этом он ударял кулаком о кулак, показывая “мы - рабочий класс, нас много”.

“Встреча” кремлевских олигархов с “народом” имела скорее символическое, чем практическое значение. Она превратила локальный конфликт местной администрации и местных рабочих в столкновение целого города с центральной властью. Стороны даже вступили в “переговоры” с Членами Президиума ЦК КПСС.

Пока делегация отсутствовала, произошли драматические события. Власти попытались очистить здание и оцепить его силами воинского подразделения. По справедливому замечанию И. Мардарь, никакого практического смысла выставлять охрану у пустого здания, а тем более “защищать его, применяя оружие”, не было. Тем не менее группа военных на бронетранспортере попыталась вклиниться в толпу и оттеснить демонстрантов. Им это не удалось, и они получили приказ выйти из толпы.

К этому времени прибыла новая группа автоматчиков (из состава войск МВД СССР) под командованием начальника Новочеркасского гарнизона генерала Олешко. По данным прокурорской проверки Прокуратуры СССР, Олешко обратился к толпе с балкона с требованием прекратить демонстрацию. Толпа не реагировала. Солдаты, выстроенные у фасада, произвели предупредительный залп в воздух, “от чего толпа шумевших и напирающих людей отхлынула назад. Однако тут же из толпы раздались выкрики: „Не бойтесь, стреляют холостыми". После чего толпа вновь ринулась к зданию и выставленным перед ним солдатам. Последовал повторный залп вверх и сразу же после него единичные автоматные очереди по толпе. В результате - человек 10-13 остались лежать на площади. Впоследствии выяснилось, что кто-то из особо буйствующих лиц пытался выхватить оружие из рук солдат, которые вынуждены были применить огонь. И только после этих выстрелов среди демонстрантов возникла паника”. Однако по сообщению Военной прокуратуры России в фильме, показанном по ОРТ в передаче “Как это было”, склоняется к версии, что стреляли сверху, с крыши Горкома партии и Горисполкома, и скорее всего из одного пулемёта.

Официальная версия пыталась представить расстрел толпы как случайность, как своего рода недоразумение, а саму стрельбу подать как акт самозащиты, ответ солдат на угрозу для их жизни. Версии о самозащите противоречит тот подтвержденный многими очевидцами факт, что стрелять в толпу начали все-таки одновременно, а не единичными автоматными очередями. Так стреляют по приказу, а не при спонтанных попытках защитить свою жизнь. Одним словом, вряд ли можно считать эпизод расстрела полностью восстановленным.

Повторное применение оружие 2 июня 1962 г. было продиктовано не полицейскими, а политическими мотивами. Следовательно, и ответственность за неправомерное применение оружия несут не отдельные военнослужащие, а гораздо более высокие инстанции. И. Мардарь высказала обоснованное предположение о том, что члены Президиума ЦК КПСС были испуганы встречей с делегацией забастовщиков, увидев в этой делегации очевидный симптом начавшейся самоорганизации бунтовщиков". Вероятно, это действительно могло подвигнуть “московских вождей” воспользоваться уже полученной санкцией Хрущева на применение оружия, не очень задумываясь при этом о таких “мелочах”, как правомерность стрельбы в безоружную толпу.

После расстрела самым заметным событием стала речь мусорщика Жилкина. Расстрел на площади, напугав обывателей и здравомыслящих, тем не менее не вызвал всеобщего паралича. Стихийный протест продолжался. Пятидесятидвухлетний сборщик утиля П.Ф. Жилкин остановил лошадь около электровозостроительного завода, влез на повозку и произнес целую речь по поводу расстрела. По показаниям одного из свидетелей, сборщик утиля говорил бессвязно, но горячо: “Что же вы тут стоите, в городе льется кровь рекой, пулеметы и танки убивают детей и женщин, идите к ним на помощь”. Показывая на 3 этаж заводоуправления, Жилкин сказал: „А этих гадов нужно расстреливать". Вечером у горкома КПСС и у милиции продолжались выступления демонстрантов, в основном молодежи. Сорокалетний инженер ОТК И.В. Велик попал на площадь из чистого любопытства, он взобрался на танк, чтобы лучше видеть “вождя”. Но оказалось, что член Президиума ЦК КПСС предпочитает общаться с народом по радио. А туг ещё и репродукторы установили неудачно: заглушают друг друга. Стоявшая перед горкомом толпа “аккомпанировала” речи Микояна: ругали военных, снова требовали снижения цен на мясо и масло. Ничего не было слышно. Поэтому, не слезая с танка, Велик, опять-таки по его рассказу, “стал громко говорить, что надо попросить военнослужащих связаться по телефону с этим руководителем советского правительства с тем, чтобы он повторил свое выступление”.

Ни Микоян, ни Козлов в тот день так и не появились перед народом. После обьявления комендантского часа толпу разогнали силами войск и милиции. Всего во время беспорядков было убито 23 человека. (По другим оценкам погибло 26 человек и ранено было 90.) Все они были из числа горожан. Несмотря на обвинения забастовщиков и демонстрантов в покушениях на жизнь работников правоохранительных органов и военных, ни одного убитого с правительственной стороны не было. Десятки жителей города, в основном молодежь, обратились за медицинской помощью в связи с ранениями. Некоторых раненых КГБ забирал впоследствии прямо из больничных палат.

Таким образом, выступление трудящихся было жестоко подавлено, но одновременно высшие должностные лица становились политическими банкротами.

§ 3. Попытки продолжения беспорядков и “умиротворение” города (3 Июня 1962 г.)

Комендантский час, войска в городе, ужас расстрела 2 июня не могли не отразиться на ходе событий. Многие демонстранты и забастовщики поспешили уйти в тень. Однако утром 3 июня еще рано было говорить об окончательном переломе и умиротворении города. Некоторые участники волнений продолжали использовать активные формы протеста. Например, Александр Зайцев махнул на все рукой и еще два дня куролесил на улицах города: по данным обвинительного заключения, “бесчинствовал, угрожал военнослужащим и работникам милиции расправой, препятствовал продвижению военных машин”. Среди тех, кто 3 июня пытался удержать накал волнений, оказался двадцатитрехлетний монтер А.М. Отрошко. Он был одним из тех немногих участников волнения, кто, по данным КГБ, и “ранее в кругу знакомых высказывал антисоветские измышления”.

3 июня “экстремисты” предпочли благоразумно уйти в тень. “Хулиганских проявлений” в этот день было немного. А вот забастовщики электровозостроительного завода им. Буденного не сдавались. Утром 3 июня они пришли на работу, а затем небольшими группами, по 2-3 человека, снова двинулись в город. В пути к ним стали присоединяться немногочисленные группы рабочих (по 10-15 человек). К 8 часам утра на месте вчерашнего побоища у горотдела милиции и у горкома КПСС - снова стала собираться толпа. Толпа достигла 500 человек. Страсти накалялись, люди приблизились к оцеплению, в котором стояли солдаты, и снова стали требовать освобождения арестованных. Власти решили напомнить о себе и попытаться отвлечь внимание толпы. В кинотеатре “Победа” были установлены репродукторы и снова началась трансляция записанных накануне на пленку речи Микояна и приказа командующего округом о введении комендантского часа.

Серьезные опасения властей вызвала оперативная информация о какой-то “группе мотоциклистов”, направлявшейся из Новочеркасска в Шахты (город в 40 км от Новочеркасска). За городом были установлены посты, которые в течение дня задержали 32 человека, направлявшихся в сторону г. Шахты на мотоциклах, велосипедах или пешком.

К 12 часам властям удалось, наконец, организовать партийный актив, дружинников, некоторых лояльных рабочих. Началась массовая агитация на заводах и среди горожан. В 15 часов по радио выступил Ф.Р. Козлов. Эта речь, по оценке заместителя председателя КГБ Ивашутина, стала “переломным моментом в настроении людей”. После нее они постепенно начали расходиться. Козлов, апеллируя к массовому комплексу вины перед властью, свалил всю ответственность за организацию беспорядков на неких “хулиганствующих элементов”, “застрельщиков погромов”, которых он отделил от большинства жителей рода. Тем самым у массы горожан, в той или иной степени участвовавших в беспорядках, появилась надежда остаться в стороне. Ссылаясь на встречу с “группой представителей”, которая, как мы помним, на самом деле вылилась в весьма резкий, на высоких тонах разговор, Козлов утверждал, что “представители” “поставили вопрос о порядке в городе и на предприятиях”, попросили членов Президиума ЦК КПСС “выступить по местному радио и выразить наше отношение к беспорядкам”. Расстрел толпы 2 июня был парадоксальным образом представлен чуть ли не инициативой рабочей делегации, требовавшей навести порядок. Одна подтасовка потянула за собой другую. 2 июня выглядели уже как столкновение властей, поддерживаемых большинством честных людей города, и каких-то “хулиганствующих элементов”, людей, преследующих “не благо народа, а иные - корыстные цели, или людей, поддавшихся на удочку провокаторов”. Большинство горожан, составлявших толпу 1 и 2 июня, получали 228 рублей как бы обещание индульгенции от ЦК КПСС, а значит и надежду избежать наказания. Наконец, фальсифицировав ход событий, Козлов подал дело так, что требование демонстрантов о встрече с представителями высшей власти якобы уже было им и Микояном выполнено. “Вчера и сегодня мы побывали на предприятиях...” - утверждал Козлов. Просто, мол, рабочие НЭВЗ попали в число изгоев: члены Президиума ЦК КПСС якобы посетили только те заводы, которые “добросовестно трудятся” и “выполняют производственный план”. В действительности никаких встреч 2 июня не было вообще, а 3 июня Козлов и Микоян встречались только с благонадежным коммунистическим активом НЭВЗ и навестили более или менее лояльный завод синтетических продуктов.

Во время и после выступления Козлова сотрудники КГБ зафиксировали “отдельные злобные выкрики и угрозы”. Восстановление же порядка в городе после 17 часов дня было связано с эффективностью полицейских мероприятий и комендантского часа (в ночь с 3 на 4 июня было задержано 240 человек), блокировавших действия “зачинщиков” и “экстремистов” и лишавших их питательной почвы - многочисленной толпы. В тот же день, 3 июня, было возбуждено уголовное дело в отношении активных участников массовых беспорядков по признакам ст. 79 УК РСФСР. Его принял к производству зам. начальника отделения Следственного отдела КГБ подполковник Д.Ф. Щебетенко, возглавивший команду из 26 следователей. В Новочеркасске и близлежащих городах (Ростове, Шахтах, Таганроге) работали присланные из центра 140 оперативных и руководящих работников КГБ во главе с заместителями председателя Ивашутиным и Захаровым.

4 июня жизнь города начала входить в нормальную колею. Если, конечно, считать “нормальным” страх сотен людей, опасавшихся ареста и не знавших, кого именно “засекли” в дни волнений негласные соглядатаи и “фотографы”. Завод им. Буденного приступил к работе. Рабочие ночной смены принесли символическую “искупительную жертву” - выполнили производственный план на 150%. Некоторые забастовщики и демонстранты приходили в КГБ с повинной. Эта успокаивающая картина, нарисованная в информации председателя КГБ В.Е. Семичастного от 12 июня 1962 г., была несколько подпорчена сообщениями об “антисоветских проявлениях”. Далеко не все, “поднявшие руку” на “родную советскую власть”, были преисполнены раскаянием. Среди корреспонденции органы госбезопасности обнаружили анонимный “Первый ультиматум”, подписанный неким “Народным комитетом”. В нем содержалось требование допустить родственников к раненым, указать место захоронения трупов. В противном случае авторы документа грозили сообщить о расстреле иностранцам. (Подобной утечки информации за границу власти и в самом деле боялись. В Новочеркасске и Шахтах работало 5 машин радиоконтрразведывательной службы на случай попыток радиолюбителей отправить сообщения за границу.) В одном из цехов завода им. Буденного нашли листовку протеста, написанную токарем-револьверщиком В.М. Богатыревым. В том же цехе обнаружили еще одну листовку (автора не нашли), а на стене - надпись с угрозами в адрес начальника цеха. На улице Герцена на видном месте прохожие читали “Да здравствует забастовка”.

§ 4 Предварительное следствие, суды и приговоры

7 июня КГБ при Совете министров СССР (П. Ивашутин) отчитался о событиях в Новочеркасске перед ЦК КПСС. 10 июня 1962 г. Ф.Р. Козлов, судя по пометке на докладной Ивашутина, устно докладывал Президиуму ЦК КПСС. Коммунистические вожди, лично Н.С. Хрущёв, дававший санкцию на расстрел, напуганные и озлобившиеся на свой народ, решили осудить “зачинщиков” “на всю катушку” и, продемонстрировав “строгость” к бунтовщикам, подавить очаг сопротивления в Новочеркасске в зародыше. Широкой огласке дело решили не предавать, на многие годы “засекретив” даже сам факт волнений. В Новочеркасске, где “секретить” было совершенно бессмысленно, решили устроить показательный процесс. Учитывая, что никакой действительной “организации” в Новочеркасске не было, предварительное следствие и суд, получившие столь ясную политическую директиву, встали на путь фабрикации дел, а в число “зачинщиков” запихнули всех, кто попался под руку, особенно если из них можно было слепить образ хулиганов, отщепенцев, паразитов и тунеядцев. Идеально на эту роль подходили люди с судимостями. Ими-то и занималось в первую очередь следствие при фабрикации уголовных дел. Следствие упорно цеплялось за любые доказательства того, что люди, избранные в качестве “козлов отпущения”, организовывали или способствовали организации погромов.

Красноречив случай с Е. Левченко. Следствие явно игнорировало противоречия в показаниях свидетелей. Никто не отрицал, что какая-то женщина с балкона призывала к освобождению из милиции якобы арестованных рабочих. Однако в показаниях свидетелей явно были противоречия: возраст (то ли 30, то ли 40 лет), одежда (то ли черный жакет с цветастым платьем или черное платье, то ли красноватый джемпер или свитер). Одна из свидетельниц сказала, что выступавшая была ее знакомой по имени Галя (Левченко зовут Екатерина). Те, кто видел выступавшую с балкона женщину с близкого расстояния (А.М. Миронов, тоже выступавший с балкона, В.Д. Черепанов, вместе с ней участвовавший в нападении на милицию), так и не опознали ее как Левченко.

Возможно, речь вообще следовало вести о двух женщинах, отличавшихся и по возрасту, и по одежде. Недаром же Левченко признала себя виновной только частично. Таким образом, видно, что предварительное следствие в спешке обходило острые углы, прибегая к весьма странной, мягко говоря, логике.

Подобную логику “доказательств” можно было бы считать юридическим курьезом, если бы она не была возведена в систему. В одном из заключений Прокуратуры СССР (январь 1965 г.) по жалобе Тульнова, полностью отрицавшего свою вину, было сказано, что его активное участие в нападении на милицию “подтверждается фактом задержания его на месте преступления в числе первых”. И все! Но Тульнов утверждал, что заглянул из любопытства, и нет свидетелей, которые могут подтвердить обратное.

Вячеслав Черных прямо обвинял следствие в фальсификации своего дела. Ряд свидетелей пытался противостоять давлению следствия, выжимавшего из них нужные показания. Например, оператор газораспределительной станции Н.Г. Федоров, как уже говорилось, отказался опознавать участников “похода” Сергея Сотникова, а “в части угроз ему со стороны хулиганов показаний не дал”. В тех случаях, когда не удавалось найти удобных свидетелей из числа жителей города, следствие обращалось к помощи “понимающих момент” и то, что от них требуется, - к сотрудникам милиции.

Готовясь к первому судебному процессу над новочеркассцами и составляя обвинительное заключение, прокурор Ю. Шубин (еще до сформирования дела) составил справки на всех обвиняемых, в которых собрал весь компромат, который только можно было использовать для очернения личностей будущих подсудимых, и сформулировал как бы “практические рекомендации” по ведению процесса для А.А. Круглова, государственного обвинителя на процессе по делу № 22, и Л.Н. Смирнова, Председателя Верховного суда РСФСР, ведшего процесс. Так что суд, как и доказывали в своих многочисленных жалобах осужденные, действовал заодно со следствием и обвинением, вполне разделяя их специфическую логику доказательств и тактику действий.

Сам суд “провернули” быстро, не утруждая себя поисками истины. Возражавшим и не желавшим каяться подсудимым немедленно затыкали рот. Выполняя заказ верховной власти, суд вынес приговоры, в том числе “расстрельные”, ни в коей мере не соответствовавшие тяжести содеянного и основанные на фальсифицированных уликах.

Первый, наиболее важный для властей открытый процесс проходил 14-20 августа 1962 г. в Новочеркасске. Судили тех, кого власти решили отнести к организаторам и зачинщикам беспорядков, - А.Ф. Зайцева, М.А. Кузнецова, В.Д. Черепанова, Б.Н. Мокроусова, А.А. Коркача, С.С. Сотникова, В.Г. Шуваева, Е.П. Левченко, В.И. Черных, Г.А. Гончарова, И.П. Служенко, Г.Г. Каткова, Г.М. Щербана и Ю.В. Дементьева. Семерых приговорили к расстрелу, остальных к длительным срокам лишения свободы (от 10 до 15 лет). Для того, чтобы вынести “расстрельные” приговоры, предварительное следствие и суд пошли на грубое нарушение закона. Они предъявили “семерке” и сочли доказанным обвинение в бандитизме по ст. 77 УК РСФСР (1960 г), предусматривавшей смертную казнь (ст. 79 УК РСФСР, “Массовые беспорядки”, такой меры наказания не предусматривает). Авторы публикации документов о событиях в Новочеркасске справедливо отметили в своем комментарии, что применение ст. 79 к участникам беспорядков было неправомерно. В Комментарии к УК РСФСР говорилось, что непременным условием отнесения того или иного деяния к бандитизму является применение обвиняемым оружия (предметов, предназначенных исключительно для поражения живой цели, на право пользования, ношения и хранения которых требуется специальное разрешение). В том же Комментарии к квалифицирующим признакам бандитизма была отнесена устойчивость группы (объединение людей не для одного только акта, но и для последующих действий). Ничего подобного, как мы видели, в действиях даже самых активных участников волнений следствию обнаружить не удалось.

Судебный процесс должен был не только напугать жителей Новочеркасска, но и доказать им, что танки в город вводили правильно, что у власти не было иного выхода, как расстрелять толпу “хулиганствующих” и кровавых бандитов и т.п. Успокоительным бальзамом для “начальства” должны были стать тщательно подобранные КГБ и отвратительные по своей кровожадности “высказывания” очевидцев процесса, на котором ежедневно присутствовало до тысячи человек “общественности” (по другим сведениям, 450-500 человек).

В целом первый судебный процесс над участниками волнений свою сверхзадачу выполнил. “Начальство” могло быть довольно. Приговор зал встретил “продолжительными аплодисментами”.

Сами осужденные, как те, что признали вину, так и те, кто держался стойко и настаивал на полной невиновности, были единодушны в одном: мера наказания ни в одном случае не соответствовала тяжести содеянного, а суд не принял во внимание ни личности осужденных, ни причин возникновения событий, а также “причин, побудивших нас поступать так, а не иначе”. Кассационные жалобы остались “без удовлетворения”. А на все последующие индивидуальные и коллективные обращения типичные, штампованные ответы: “Осужден правильно”.

Снятие Хрущева вселило в осужденных надежду. Ведь если сами партийные боссы признали Хрущева чуть ли не самым главным виновником всех мыслимых бед, то логичным было бы и оправдание тех, кто выступил против ошибочной, волюнтаристской и т. п. политики Хрущева еще в 1962 г.

Матери и жены 25 осужденных послали после снятия Хрущева коллективную жалобу в Президиумы Верховных советов СССР и РСФСР, ЦК КПСС, редакции “Правды” и “Известий”: “Мы просим только об одном: пересмотр дела осужденных, учитывая ту обстановку, в какой произошли новочеркасские события...”. Только новая волна жалоб возымела действие. Прокуратура выступила с протестами по нескольким новочеркасским делам. Кроме того, Прокуратура СССР признала, что суд не принял во внимание ни личности осужденных, ни то, что роль многих из них в событиях была второстепенной. В результате прокурорских протестов ряду осужденных снизили сроки наказания, некоторых даже помиловали. Но никого не оправдали!

Новочеркасские события уже давно стали символом народного сопротивления. Символика Новочеркасска определяется даже не беспрецедентной жестокостью властей при подавлении волнений. И до Новочеркасска было немало стрельбы, крови, злобного “правосудия” по отношению к зачинщикам. Суть дела здесь и не в посредственной направленности и содержании протеста, даже не в составе участников (в основном рабочие; хотя власти склонны выдвигать на первый план криминальную составляющую. Так среди осужденных “зачинщиков” очень мало людей с серьезным уголовным прошлым, а хулиганов, мелких несунов в это время по стране насчитывались миллионы, подобные “народные” преступления были свойственны скорее привычному образу жизни, чем уголовному миру. Да и чисто статистически количество проживающих в городе бывших преступников (официально на 1 июля их насчитывалось 1586 человек) при том, что только на НЭВЗ работало 12 тыс. человек, а в Новочеркасске было еще несколько крупных заводов, явно не впечатляет).

Два обстоятельства делают волнения в этом южном городе исключительными. Во-первых, события разворачивались на фоне массового недовольства политической властью в целом по стране, а не были как обычно привязаны к исключительной ситуации в отдельно взятом городе или поселке. Это действительно высшая точка народного недовольства, спровоцированная решениями высшей власти и локализованная не столько географически (призывы к забастовкам и бунтам раздавались одновременно по всей стране), сколько во времени (начало июня, сразу после публикации сообщении ЦК КПСС о повышении цен). Во-вторых, впервые (такого не было ни до ни после!) в организации подавления беспорядков принимают непосредственное участие высшие партийные иерархи (члены Президиума ЦК КПСС А.И. Микоян и Ф.Р. Козлов), тем самым и ответственность за расстрел легла непосредственно на высшее руководство страны, а не на местные власти, военных, КГБ или милицию. Режим “подставился”. Следствием чего стала замена высших должностных лиц в государстве, дабы не провоцировать население (на смену “плохому” Хрущеву пришел Брежнев). Но более всего поражает то, как преподносили и как преподносят события в Новочеркасске властьимущие тогда и сегодня. Если в 1962 году и позднее трагические события в Новочеркасске преподносили как выступления несознательных рабочих против заботящейся о них советской власти, т.е. антисоветские выступления, то во времена перестройки гласности, различных демократических реформ эти же события стали трактовать прямо противоположно, как выступления сознательных рабочих против прогнившей советской системы, за демократию и т.д. А фактически на самом деле не было ни того, ни другого. Просто люди хотели нормального отношения к себе и своим нуждам. Это был неуправляемый взрыв человеческих чувств, эмоций, пытавшихся добиться правды, объяснения несправедливых действий правительства и администрации завода, значительно урезающих материальные возможности трудящихся. Поскольку никаких удовлетворяющих взбудораженных людей аргументов высшие должностные лица партии и государства не могли дать, то они воспользовались тем, что по их мнению было самым “весомым аргументом” - применение оружия.

§5. Нелегальная правда о Новочеркасске

Власти приложили все усилия. Чтобы “запереть” информацию о забастовке и массовых беспорядках в Новочеркасске, но она все-таки просочилась наружу. Многие разделяли недовольство новочеркасских бунтовщиков и возмущались кровавой расправой, но лишь немногие решились на выражение своего протеста, на антисоветские “проявления”.

4 и 6 июня “антисоветские” листовки появились в городе Зернограде Ростовской области. Их автором оказался Н.П. Баскаков, 25-летний шлифовальщик механического завода, беспартийный, ранее несудимый. Баскаков был женат, в 1962 году у него родился ребенок. Молодая семья жила трудно: не было своей квартиры, зарплата маленькая. А тут еще цены на продовольствие повысили. На молодого человека, по его собственному признанию, произвели глубокое впечатление слухи о событиях в городе Новочеркасске, где рабочие пытались отстоять свои интересы и были расстреляны властями. В первой листовке, написанной 4 июня и ночью прикрепленной к доске объявлений на улице Ленина, Баскаков не касался событий в Новочеркасске. Однако, все, что он написал, вполне могло прозвучать в курилке завода им. Буденова в первый день волнений.

“Товарищи! Подумайте над тем, сколько у нас еще простых честных людей живет в нищете и недостатках. Сколько в нашем городе безквартирных людей. Да не пора ли обратить все наше внимание, все наши силы, чтобы в ближайшие 2-3- года искоренить эти недостатки. Может нам все это не поднять? Извините, русскому народу все по плечу, да плюс к этому теперешнее развитие науки и техники. Как несовместимо заключение нынешнего правительства о “вынужденном” повышении цен на такие основные для человека продукты, как жиры, масло, мясо. Что же остается делать человеку? Если он за свой месячный заработок не может хорошо покушать, хорошо одеться, а значит и хорошо отдохнуть. А о таких названных Хрущевым предметов роскоши, как приемники, телевизоры, пылесосы, холодильники, автомашины, простому человеку и мечтать о них нечего. Хрущев говорит, что все это - роскошь. Тогда выходит, что и трактора, и комбайны - машины, облегчающие человеческий труд, тоже для Хрущева роскошь. Так дайте же господину Хрущеву в руки мотыгу каменного века, пусть не роскошничает”.

В новой листовке от 6 июня 1962 года Баскаков уже прямо отсылает читателя к опыту Новочеркасска:

“Граждане! Товарищи! Отцы мои, мои братья и сестры! Не может же так продолжаться дальше. Не можем же мы со спокойной и черствой душой отнестись к этим грубым, ничем не оправданным попыткам правительства задушить голос нашего народа. Только в капиталистических странах, да в царской России прибегали к таким мерам, на которые пошло наше правительство в городе Новочеркасске, они же боятся своего смелого и правдивого русского народа - не меньше, чем боялся отцов и дедов наших царь Николай Первый. И поступили они в г. Новочеркасске нисколько не лучшим образом. Ведь такое важное народное дело должен решать весь советский народ, а они решают его сами, да еще прибегают к танкам и оружию на безоружных мирных людей. Позор и стыд нашему правительству! Клеймящее пятно легло на вашу совесть. Вам нечем смыть его, и в конце концов придется держать ответ перед своим народом. Молчат все радиоприемники, газеты, но вам не отмолчаться.

Граждане! Давайте все вместе добьемся хотя бы общегородского собрания нашего Зернограда. Не будем бастовать, потребуем общегородского собрания нашего Зернограда, а затем и остальных городов.

Также известно письмо Баскакова в Газету “Правда”:

“Наотрез заявляем протест. Рассудим, что было сделано руководством его превосходительства господина Хрущева за минувшие годы. Сокращение рабочего дня? Чудесно! Но вместе с тем увеличение норм для рабочих, а значит, и срезание их заработка (наверное, тоже чудесно). Увеличение курса рубля - не против, но в этих округлениях копейки и полукопейки прогадал только народ. Единственно какую услугу мы получили от этого - стало легче носить деньги (они маленькие, и получаем мы их столько, что едва ли каждый сводит концы с концами). Мало что из этого народ ничего не получил, господин Хрущев. Если можно так сказать, окунулся в народный карман. Начали они с того, что все займы (то есть облигации), которые народ давал своему государству, пошли на 20 лет в отсрочку, а если учесть, что вы господин Хрущев, обещаете за 20 лет построить коммунизм, значит облигации тогда не нужны, значит они пропали. Вы обещаете народу, а вместе с тем ничего не делаете хорошего для народа. Вы повысили цены на мясо, жиры, колбасы, без них не обойтись, но зачем же вы оружиями, танками, чуть ли не атомной бомбой (может дойти и до этого) заставляете молчать народ, подчиняться, не рассуждать по-своему. Вы думаете, что нам нужно людское мясо, которое вы наделали в Новочеркасске, а может и еще где-нибудь. Нет, оно нам не нужно, кушайте его сами, но за него от расплаты вам не уйти. Вы перещеголяли своими поступками царя Николая. Может быть и не перещеголяли, но если вы удержитесь еще год у власти, я надеюсь, что перещеголяете. Только наш смелый русский человек не допустит этого. Уже сейчас бурлит вся Россия. И стоит только бросить клич, как все пойдут за правду. Вот так-то, господин Хрущев, они превзошли всех по своей наглости - стрелять в мирных обезоруженных людей, сажать только за одно слово, это куда похлеще культа личности. Вы, наверное, забыли, господин Хрущев, что у нас не капитализм, а социализм, и вашему народу рот не закроешь. А по всему этому нужно решительно всем потребовать отставки нынешнего правительства, потребовать, чтобы в новое правительство вошли Ворошилов, Булганин, Шепилов, Жуков. Вот, дорогая редакция, если у вас есть чистая совесть и русская смелость, вы не должны молчать о горьких фактах, только через ленинскую правду народ мог и сможет добиться своих прав и правды.

А если она должна служить только правительству или министрам, то назовите ее лучше правительственной или министерской газетой. Она не достойна носить имя ленинской правды. Пусть моя статья вам покажется неправильной, все равно напечатайте ее, откройте дискуссию вокруг нее, я уверен, что больше половины населения согласится со своей правдой, а не вашей. Между прочим, нужно объявить, что ни за какие ответы никто не будет привлечен, абсолютно никакой ответственности, чтобы народ не был запуган, каким его хочет сделать господин Хрущев. Это, правда, долгая работа, но положение такое, что стоит поработать. Я постараюсь во что бы то ни стало добиться, чтобы все это дошло до народа если не через вашу газету, то через нелегальную действительную правду. До скорой встречи, друзья.

Никита Босой и Ванька Голый - оба ждут ответа.”

Протест М. Баскакова пропитан классическими мотивами “антисоветской агитации” конца 50-х - начала 1960-х годов. Автор документов заимствовал риторические приемы советской пропаганды (например, тему “братьев и сестер” из известного заявления Сталина о начале Великой Отечественной Войны), а основой своих разоблачении сделал популярную в то время в “антисоветских” документах тему “измены” Хрущева делу Ленина, рабочего класса и социализма: “списанные” у проклятых капиталистов законы, уподобление расстрела рабочих в Новочеркасске действиям царского правительства и т.п. Однако отличием от большинства подобных документов была практическая программа действий (создание городского общественного комитета), критически использовавшая неудачу новочеркассцев.

Однако, недовольные нашлись даже среди представителей советской элиты. 7 сентября 1967 г. в качестве обвиняемого по уголовному делу по статье 70 ч.1 УК РСФСР был привлечен бывший первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом, челн КПСС с 1930 года генерал-лейтенант танковых войск, Герой Советского Союза Матвей Кузьмич Шапошников, уволенный в запас в 1966 году. Следователи КГБ утверждали, что в июле 1962 года он “изготовил и хранил в своей квартире анонимное письмо с воззванием антисоветского содержания”. В письме содержалось осуждение новочеркасского расстрела, говорилось о необходимости создать политическую организацию, именуемую “Рабочей партией большевиков”, а на предприятиях, совхозах и колхозах - “производственные комитеты”. Автор документа призвал использовать выборы в советы для бойкота кандидатов выдвигаемых общественными организациями. Письмо заканчивалось словами: “Мы призываем вас бороться за политическую власть мирными средствами под руководством рабочей партии (большевиков). В условиях сложившейся политической ситуации в общественно-политической жизни мы можем поставить перед собой задачу - завоевания политической власти мирным путем”.

Это письмо, размноженное на пишущей машинке, 30 июня 1962 года было отправлено по почте в адрес Союза писателей СССР, Союза писателей Грузинской ССР и студентов 4-го курса филиала Новочеркасского политехнического института в г. Шахты, а 12 ноября 1963 г. - комитету ВЛКСМ Тбилисского госуниверситета и комитету ВЛКСМ завода им. Кирова г. Ленинграда. Конверты писем, отправленных из Москвы 30 июня 1962 года, были подписаны псевдонимом “Неистовый Виссарион”.

Глава 3. Другие факты забастовок и волнений в СССР

Несмотря на то, что Новочеркасские события 1962 года стали наиболее ярким хрестоматийным фактом народного недовольства в СССР - эти события не были единственными. История СССР знала и другие факты социального недовольства, произошедшие не только в период правления Хрущева, но и имевшие место и при Сталине, и при Брежневе. Обратимся к некоторым, на мой взгляд, значительным случаям, анализируя которые мы сможем сформировать представление о таком общественном явлении, как советская забастовка, а также рассмотрим иные факты недовольств, выявим причины, которые их породили. Итак, приступим. Думаю, что будет целесообразно, если я в начале приведу факты времен Сталина и Брежнева, а затем более основательно остановлюсь на Хрущевской эпохе. 27 декабря 1949 г. на свердловской фабрике “Уралобувь” произошел массовый невыход рабочих на работу. Причиной тому послужили невыносимые жилищно-бытовые и производственные условия, а также бездушное отношение к запросам рабочих. Необходимо отметить, что большая часть общежитий фабрики размещалась в неприспособленных помещениях бывшего склада, магазина, бараках временного типа. В них не работали прачечная, санпропуск, баня. Дрова доставлялись нерегулярно, места для приготовления пищи не были оборудованы, не хватало табуреток, тумбочек, мест для хранения верхней одежды, отсутствовали умывальники. Еще более показательный случай того, как начальство может “заботиться” о рабочих, произошел на Уральском Турбомоторном заводе Свердловска в мае 1948 г. Там после объединения бывших Моторного и Турбомоторного заводов в один УТМЗ, его директор Орлов издал приказ о введении нового пропускного режима. Приказ не был объяснен рабочим, поэтому они не знали о происходящих изменениях. Вследствие этого, в проходной случались ссоры между охранниками и рабочими. Одна из таких ссор вылилась в то, что работники охраны применили оружие. 13 мая 1948 г. в 7 часов 30 минут, стрелок охраны завода Нуриханнов тяжело ранил в спину 16-летнего рабочего железнодорожного цеха Ю. Трубачева, чем было вызвано массовое возмущение рабочих. Однако, на совещании руководящего состава завода, директор не только не осудил действия охраны, но и заявил: “Охрана стреляла и будет стрелять!” В декабре 1964г. на Свердловском механическом заводе были введены новые нормы оплаты труда, единовременно по ряду деталей. Это вызвало отказ группы кузнецов инструментального цеха приступить к работе. В результате была дезорганизована работа кузнечного участка на протяжении нескольких смен. В апреле 1967 г. произошла забастовка на Свердловском заводе “Резиново-технических изделий”. Причинами для недовольства послужили тяжелые производственные условия, новый режим работы, установленный в связи с переходом на пятидневную рабочую неделю; высокомерие и грубость в отношении рабочих директора завода Т. Гордеевой. На заводе преобладал ручной труд (половина всех трудовых затрат), не работала вентиляция, не организован питьевой режим (высокий уровень простудных заболеваний). Переход на пятидневку имел интересное воплощение. 27 мая 1967 г. был установлен следующий режим работы: пятидневка при восьмичасовом рабочем дне без обеденного перерыва. Данный график вызвал недовольство рабочих и дирекция произвела некоторые косметические изменения. Было установлено, что завод будет работать в три смены с продолжительностью рабочего дня 7 часов 40 минут и перерывом на обед в течение 20 минут (но это притом, что на заводе не было организовано нормальное питание, не было отдельных буфетов и раздаток). В результате 22 апреля 1967г. (в день рождения В.И.Ленина) рабочие прекратили работу и собрались у здания заводоуправления и предъявили свои требования администрации предприятия. Директор стала кричать на делегатов и пригрозила позвонить мужу, полковнику милиции Л.Н.Гордееву, который был в то время заместителем начальника внутренних дел города, чтобы он прислал полк милиции для усмирения. Женщины-работницы с криками: “Бей проститутку!” кинулись на Гордееву, которая едва спаслась бегством. Прибывшая высокая партийная комиссия обкома и горкома КПСС конфликт уладила: Гордеева была переведена на другую работу, для рабочих был установлен оптимальный режим. (Эти случаи далеко не единственны - произошли на Уральских заводах - но позволяют делать определенные, хотя и рабочие, выводы: отношение к труду в Советском Союзе сильно различалось от постановлений высших партийных и государственных деятелей, причем не в пользу трудящихся слоев населения. Не в пользу трудящихся был так же разрешён спор по такому животрепещему вопросу как жилищный. Так, в посёлке Берёзке под Киевом, где в бараках жили рабочие ГЭС, в мае 1969 года вновь избранный новый комитет под председательством майора в отставке Ивана Грещука провёл собрание в рабочих посёлках и постановил обратиться в ЦК КПСС с жалобой на начальство ГЭС, которое не использовало средства, предназначенные для ремонта бараков, а в новые дома вселяло начальство и близких к нему людей, но не рабочих. Письмо в ЦК подписали 600 жителей посёлка. Грещук во главе избранной делегации отправился с этим письмом в Москву. В июле он был там арестован. Рабочие написали второе письмо - с требованием освобождения Грешука, но он был призван невменяемым и отправлен в психбольницу. В 1976 году в информационном органе правозащитников “Хроника текущих событий” было помещено сообщение об “Итальянской забастовке” на Кировском заводе в Ленинграде. Около 400 человек, являясь на работу, на самом деле не работали; давая лишь 4-5% плана. Забастовка была вызвана плохим обращением начальства с заключёнными, работавшими на заводе.

В первой половине 60-х годов на Урале систематически нарушались сроки выплаты заработной платы. Такие факты имели место на Синарском и Первоуральском трубных заводах, Каменск–Уральском электромеханическом заводе, заводах “Прогресс” и “Искра”, фабрике “Уралобувь”, Лозьвинском леспромхозе, Первоуральском облавтоуправлении. События на этих предприятиях бюро Свердловского обкома КПСС квалифицировало как “справедливое возмущение трудящихся”. Так в 1964 году просроченная задолженность по заработной плате в Свердловской области составляла свыше 300 тысяч рублей. Также одной из причин забастовок являлось (уже знакомое нам) снижение расценок и увеличение норм выработки. Как ни странно это происходило в моменты наивысших проявлений “заботы партии о благе народа”. Так, в 1960 году при переходе с 8–ми часового рабочего дня на 7-ми часовой в связи с введением новых условий оплаты труда 30 и 31 августа в цехах № 1, 4 и 10 Верхне-Сергинского машиностроительного завода “имел место факт отказа от работы некоторых групп рабочих”. Другой пример, стихийной забастовки 1961 года. Они были вызваны не ростом цен, а политикой в области труда и заработной платы. Например все три нам известных случая коллективного невыхода на работу на предприятиях Приморского края были связаны либо с повышением норм выработки, либо с задержкой выдачи заработной платы. Так, 7 декабря 1961 года на ткацкой фабрике Горийского хлопчато-бумажного комбината после введения новых норм выработки отдельные рабочие оставили станки. Этому примеру последовали другие. В результате на фабрике в течение 30 минут была полностью прекращена работа. Подошедшие к этому времени рабочие второй смены также не приступили к исполнению своих обязанностей и оставив фабрику, разошлись вместе с рабочими третьей смены. Работа на фабрике была возобновлена лишь на следующий день. В 1961 году - произошли волнения в одесском порту. Поводом послужило то, что несмотря на пустые прилавки в городе начальство отдало приказ отправить на экспорт крупную партию продуктов. Волнения начались среди портовых рабочих, которые должны были грузить дефицитную продукцию на заграничные корабли. Затем беспорядки перекинулись в город. Думаю пример с забастовкой на плавучем заводе “Чернышевский” заслуживает того, чтобы о нем было сказано подробнее, так как произошла она (забастовка) накануне Новочеркасских событий. Кроме хронологических особенностей данная забастовка имела и другие: попытка организованного протеста (было создано нечто вроде забастовочного комитета), а также зафиксированы методы какими начальство стремилось погасить недовольство. Не последнее место занимает и то, как осуществлялось судебное преследование. Если в вышеописанных случаях с какой-то натяжкой можно свалить все на директоров предприятий, то здесь государство и его правоохранительные органы являются непосредственными участниками расправы над рабочими. И так, 31 мая 1962 года все 70 ловцов плавучего завода “Чернышевский”, занятого крабовым промыслом в Охотском море у западного побережья Камчатки, отказались выйти на работу. Они требовали повышения оплаты труда. Поводом стало снижение сдельных расценок по сравнению с предыдущим годом. Попытки компенсировать потерю заработка за счет увеличения на 10% оплаты сверхурочных работ выглядели типичным фарисейством. Инициаторами и активными участниками забастовки были два члена КПСС (затем их исключили из партии): помощник старшины мотобота Иван Пукман и ловец Алексей Ивлев. Пукман взял на себя, фактически, функции руководителя забастовочного комитета и заявил присутствующим: “Выберете, кто из ловцов больше всего недоволен заработной платой, и поручите им обработать других ловцов, чтобы все не вышли на работу. Вопрос о заработной плате станет ребром и найдет свое решение”. Ивлев: “Завтра, как договорились, на работу не пойдем. Кто пойдет на мотобот тому грузилом сверху”. Еще одним участником “сговора” стал ловец Семеренко. 31 мая Пукман, который вместе с другими не вышел на работу, сказал своим товарищам, что забастовку надо продолжать, пока не увеличат заработную плату. В день событий администрация и партийная организации провели общее партийное собрание. Общее собрание только “подлило масло в огонь”. Капитан-директор завода Леченко заявил: “Кто не хочет работать, пусть пишет заявление об увольнении”. Это вызвало возмущение рабочих, и они дружно ушли с собрания. Не сумев преодолеть солидарное сопротивление ловцов, начальство применило метод “индивидуального убеждения”. Организаторы под давлением капитан-директора и замполита сломались. Лишь, когда 1 июня, стало известно, что некоторые из наиболее заметных забастовщиков уволены с работы к Пукману вернулось мужество. Он предложил, чтобы в знак протеста все рабочие подали заявление об уходе с плавучего завода. Но на этот раз Пукмана не поддержали.

Приморское начальство превратило несколько наиболее активных забастовщиков в “козлов отпущения”. На них власти, испуганные новочеркасскими событиями, сорвали свою злость. Их обвинили в организации массовых беспорядков, т.е. “подвели” под статью о государственном преступлении, по прямому указанию крайкома КПСС.

С 26 по 30 июня четыре человека, оставшиеся после увольнения без жилья были арестованы органами КГБ. 3 октября 1962 года Иван Пукман и Алексей Ивлев были приговорены к трем годам лишения свободы, Александра Семеренко - к двум годам. Квалификация “преступления была явно притянута за уши”. Прокурор Отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности, Степанов в своем заключении по делу Пукмана и др. 26 марта 1963 года решил оспорить неправильную квалификацию состава преступления, хотя и знал, что вопрос о привлечении “забастовщиков” по “погромной” статье согласован с самим Генеральным Прокурором СССР Руденко. И предложил внести протест в Президиум Верховного суда РСФСР “об отмене приговора и прекращении делопроизводства в отношении Пукмана, Ивлева и Семеренко за отсутствием в их действиях состава преступления, предусмотренного статьей 79 УК РСФСР” и отправился с этим протестом к Руденко, но Руденко в принятии протеста отказал.

К счастью для участников других коллективных не выходов на работу “приморский прецедент” не стал началом массовых репрессий против недовольных заработной платой в 1962 - 1964 годах.

Как правило, советские забастовки не выставляют ни политических, ни общих социально-экономических требований, как это было начиная с 50-х годов в Венгрии, Польше и других восточно-европейских странах. Наиболее частые причины забастовок - необоснованное снижение расценок, повышение норм выработки или не выплата премиальных. Забастовщики предъявляют обычно только одно это требование: вернуть старые расценки или старые нормы выработки, выплатить премии. Забастовщикам тут же являются комиссии из местного партийного начальства. Требования бастующих, как правило, удовлетворяются. Начальник, чьё распоряжение вызвало забастовку, получают выговор или его даже увольняют. После новочеркасских событий участились случаи, когда к требованиям о расценках или выплате премиальных добавляются требования улучшить продовольственное снабжение в городе (посёлке). Тогда в это место на какое-то время подкидывают больше мяса и масла. Не последнее место в перечне причин забастовок занимают плохие условия труда и грубость начальства.

Прибывшее на место забастовки начальство выступает перед рабочими в роли их защитников от заводского бюрократа (или бюрократов), и забастовщики подыгрывают в этом фарсе - кто по неумению взглянуть на проблему шире, а кто - лукавя ради достижения непосредственно цели забастовки.

Если инициаторы не соблюдают это правило игры - исходить из того, что в “рабочем государстве” власть на стороне рабочих, то нельзя ждать удовлетворения требований - наоборот, начинается “проработки” и увольнение, а то и арест инициаторов (например, Иван Пукман и Алексей Ивлев с “Чернышевского”) или признание их невменяемыми (в пропагандистских соображениях: в СССР среди рабочих недовольными могут быть только сумасшедшие).

Таким образом, очевидно, что наиболее большим нарушением прав рабочих и служащих является отсутствие у них реальной возможности защищать свои интересы. В советском законодательстве нет права на забастовку, а имеющиеся в СССР отраслевые профсоюзы - по сути образование партийное государственное, они не являлись организацией рабочих для борьбы за повышение уровня жизни и улучшение условий труда (этот факт упомянут в первой главе). Профсоюзы никогда не проявляли инициативы в области законодательства: ВЦСПС ни разу не внёс ни одного законопроекта об облегчении условии труда, о повышении его оплаты и т.д., но известно, что санкции ВЦСПС были ограничены льготы за непрерывный стаж работы и введены другие стеснения прав трудящихся. По данной причине стало возможно то, что в стране существовала никак не учитываемая безработица и отсутствие пособий по безработице; низкий уровень заработной платы основной массы населения, использование женского труда на тяжёлых работах; существование форм принудительного и полупринудительного труда; сверхурочные работы для выполнения плана и т.д.

Но более всего поражает тот факт, как партийная номенклатура обходилась без использования слова “забастовка” в партийных документах. Его заменяли такие свидетельства лицемерия, как “законное возмущение”, “справедливый протест”. Это делалось сознательно, с тем, чтобы вину за происшедшее свалить на нижестоящие органы (партийные, администрацию заводов и фабрик).

Однако утверждать, что в массе советские трудящиеся, осознавая своё бесправие, осознают и необходимость защиты своих интересов от начальников и готовы это делать - значит принимать желаемое за действительное.

Следует далее обратиться и к событиям иного рода - волнениям, порождённым “целинно-новостроечным синдромом”, так как в конечном счёте они имели социально-экономическую подоплёку. Для того, чтобы форсировано освоить целинные земли и поднять экономику страны, правительство решило привлечь дешёвую и не слишком квалифицированную рабочую силу (чем больше тем лучше), так как появилась огромная прореха в трудовом балансе страны вследствие сокращения объёма принудительного труда и 30 миллионных потерь в войне. Правительство решило по комсомольским путёвкам набрать молодую рабочую силу и направить её на целину и индустриальные стройки Сибири, добавив к строительным батальонам Советской армии и лиц, мобилизованных через военкоматы для работы в промышленности. Но для этого не было создано ни элементарных удобств, ни нормальных условий труда при низкой зарплате, ни досуга. Поэтому под воздействием хозяйственных и бытовых неурядиц выматывались даже самые стойкие, происходил рост агрессивности среди молодёжи, которая выливалась в массовые конфликты.

В.А. Козлов условно их разделял на драки между заезжими рабочими (например, в сентябре 1953 году в посёлке Липки Дедиловского района Тульской области произошла драка между молодыми рабочими “Тулшахтстрой” и “Тулшахтстроймонтаж”), конфликты новосёлов с местным населением (например, весной 1954 года в колхозе “Казцик” Шостадинского района Акмолинской области между комсомольцами и местными рабочими произошла поножовщина, в результате 1 человек был убит), а также дебоши во время уборочной страды (например, в 1958 году произошла драка с участием около 400 человек в городе Тайга Кемеровской области, погромы и массовые беспорядки в Комсомольском районе Сталинградской области, убийства и поджог барака в Кытманском зерносовхозе Алтайского края, пьяная драка между прибывшими на уборку шофёрами и местным населением в селе Астраханка Новочеркасского района Акмолинской области).

Кульминацией “новостроечных” беспорядков стали события в городе Темир-Тау, которые произошли в 1959 году (там шло строительство Карагандинского металлургического завода). В Темир-Тау прибыли тысячи молодых ребят в возрасте 17-20 лет. Но не было обеспеченно в достаточном количестве ни палаток, ни элементарных удобств, белья, рабочей одежды, питьевой воды, отвратительно работала столовая, негде было помыться, постирать, не был подготовлен фронт работы (многие бездельничали). Катализатором волнения послужила группа молодёжи, приехавшая из мест заключения, которые вскоре стали вожаками (хотя если бы их даже не было, рано или поздно выступления произошли). Объектом прямой и непосредственной агрессии стало местное начальство, а в насильственные действия была вовлечена не отдельная группа, а население целого посёлка.

Поводом к выступлению стало то, что в очередной раз после работы в палаточном городке не оказалось воды. Толпа двинулась к городскому отделу милиции, перевернула и разбила милицейскую машину, забросала горотдел камнями. К утру 2 августа волнения улеглись. Однако, к вечеру того же дня они вспыхнули с новой силой (в городок завезли розовую воду). Снова состоялся поход к милиции, но в этот раз здание охраняли солдаты, которые открыли огонь холостыми. Нападавшие ворвались на первый этаж и устроили погром, затем тоже самое учинили в здании “Казметаллургстрой”, после этого налёт на универмаг. Затем решили поквитаться с представителями властей. В результате 10 человек из нападавших было убито и пять ранено, так же было ранено 11 солдат и работников милиции. Но всё же был разграблен склад взрывчатых материалов, захвачены винтовки, разграблены палатки на городском рынке, подожжены столовая и овощной ларёк. Толпу удалось разогнать лишь 3 августа к 12 часам дня. 3 августа было ранено 109 солдат и офицеров (в том числе 32 - из огнестрельного оружия), среди нападавших - убито 11 и ранено 32 человека. Органы милиции задержали 190 человек (около половины - члены ВЛКСМ).

Стремление правительства использовать в целях подъёма экономики дешёвую (или бесплатную) рабочую силу, находило противостояние даже казалось бы в одной из самых организованных структур государства - в армии. Примером этому может служить Кемеровская стачка. Совет Министров СССР принял секретное постановление о продлении на полгода срока работы строителям, демобилизованным в своё время из стройбатов и переданных на строительство двух заводов и Новокемеровского химического комбината. Это постановление противоречило обещаниям правительства. В течении двух дней, с 10 по 12 сентября 1955 года рабочие вели переговоры с управляющим треста Степаненко, а также с другими представителями администрации о сроках своей демобилизации. На третий день толпы рабочих, получив от начальника “Сибстроя” разъяснение, что срок им продлён на полгода, заставили силой Степаненко написать приказ об их демобилизации.

Заключение

Росту социального недовольства в период правления Н.С. Хрущёва способствовали следующие факторы:

1. Сельскохозяйственный кризис, породивший продовольственный. Об этом могут свидетельствовать следующие цифры: производство зерна выросло лишь на 12,8% по сравнению с 1910-1914 гг., в то время как население страны возросло на 30% (при оттоке в город сельскохозяйственного населения). Хрущев пытался обуздать кризис двумя путями: с помощью “кнута и пряника”: “пряником” являлись реформы, проводимые им и направленные на повышение закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию, увеличение государственных капиталовложений на сельское хозяйство, предоставление колхозам значительной свободы при планировании производства своей продукции; ослабление контроля за производством продукции на частных крестьянских участках. Но эти реформы таили в себе трудности: подстегнуть крестьянина к активной деятельности можно только путем стимулирования на протяжении длительного срока, Однако, у правительства нет ни свободных денег, ни времени. Такая ситуация вынудила советское руководство прибегать к методу “кнута” (запрет содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих поселках, централизация совхозов и т.д.) Но выход из кризиса найден не был, напротив, положение усугубилось.

2. Из-за кризиса в сельском хозяйстве стало уже невозможно компенсировать низкий уровень производительности труда в промышленности при помощи увеличения числа рабочих.

3. Низкий уровень развития производительных сил в стране можно было преодолеть лишь через ускоренное развитие тяжелой промышленности, следствием этого сокращение доли государственных капиталовложений в легкую и пищевую промышленность с 16-17% в 30-е годы до 9% в конце 50-х и начале 60-х годов).

Нерешенный кризис в сельском хозяйстве и отсутствие крупных капиталовложений в промышленность, производящую товары народного потребления, тормозили возможный рост благосостояния народа при Хрущеве. Таким образом, если оставить в стороне низкий уровень производительных сил (хотя это и главный фактор), то получается что низкая производительность труда могла быть преодолена лишь при помощи человеческого фактора. В связи с чем вставала необходимость изменения отношения рабочего к труду. Однако при существовавших условиях на большинстве заводов и фабрик (например, НЭВЗ будучи формально передовым и преуспевающим заводом, реально был одним из технически отсталых. На нем, особенно в “горячих” цехах преобладал тяжелый физический труд. Бытовые условия были неудовлетворительными (недостаток бытовок, перебои к подаче воды и т.п.), зарплата у большинства низкая, при недостаточном обеспечении продуктами питания и при плохих жилищных условиях ни о каких изменениях говорить не приходится. Поэтому, чтобы оживить человеческий фактор, необходимо было повысить уровень жизни населения, а для этого нужно было как минимум разрешить продовольственный кризис. Это в принципе и было достигнуто при Брежневе: в первые 10 лет управления страной урожай вырос с 124,4 млн. тонн до 176,7 млн. тонн. Улучшился значительно и быт граждан; такие некогда диковинки, как телевизор, радио, холодильники, стиральные машины к 1984 году стали простыми предметами обихода практически для всего населения СССР. Однако при технологической отсталости невозможно было постоянно увеличивать производительность труда (человеческие возможности имеют свой предел), а следовательно и темпы роста экономики страны, что привело к снижению темпов роста. Становилась очевидной неспособность дальнейшего развития экономики по восходящей линии при наличии многочисленных препятствии со стороны бюрократического аппарата (в том числе и подчиненности экономики военному и экономическому соперничеству с Западом).

Еще в 1947 году Тони Клифф указал на присущее России основное противоречие, которое делало неизбежным все нарастающий кризис и, в конченом счете, восстание рабочих. Роль бюрократического аппарата заключалась в проведении индустриализации страны путем повышения производительности труда. Однако, при минимально низком уровне жизни так могло бы продолжаться лишь до определенного момента с помощью насилия. Но по достижении этого момента “наступит необходимость повысить уровень жизни населения, чтобы увеличить производительность труда, так как малообразованные полуголодные рабочие, живущие в ужасных условиях, неспособны производить продукцию на современном уровне”. Именно эти процессы и происходили в СССР, а Новочеркасские события стали точкой отсчета в переходе от мобилизационных методов в развитии экономики к более стабильной экономике (без скачков и работы на износ) при относительно высоком уровне жизни (данные явления в советском обществе начали проявляться при Брежневе).

Список литературы

1. Бурлацкий Ф. Хрущёв. Штрихи к портрету//Н.С. Хрущёв. Материалы к биографии/сост. Аксютин Ю.В. - М., 1986.

2. Варга Е.С “Вскрыть через 25 лет” //Полис.- 1991. - №2.

3. Верт Н. История Советского государства. - М., 1998.

4. Восленский Н.С. Номенклатура - М. 1991.

5. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти - М., 2000.

6. Зубкова Е. Реформы Хрущева: культура политического действия//Свободная мысль. - 1993. - №9.

7. Т. Кара-Мурза С. Советская цивилизация. Книга 2. - М. 2002.

8. Кирсанов Е. И. Новочеркасская трагедия 1962 - Новочеркасск. 1998.

9. Клифф Т. Марксизм и коллективизация сельского хозяйства.

10. Клифф Т. Россия: марксистский анализ.

11. Клифф Т. Природа сталинской России.

12. Козлов В.А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе. (1953- 1980) - Новосибирск, 2000.

13. Коржихина Т.П., Фигатнер Ю.Ю. Советская номенклатура: становление, механизмы действия//Вопросы истории - 1993г - №4.

14. Мардарь И. Хроника необъявленного убийства - Новочеркасск 1992.

15. Оников Л.А. КПСС: анатомия распада - М., 1994.

16. Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти 1945 - 1991 г.г. Новосибирск: Сибирский хронограф 2000.

17. Пихоя Р.Г. Почему Хрущёв потерял власть? // Аналитические исследования в исторической науке. Март - апрель 2000 г.

18. Прицепа А.И. Забастовки на Урале в 1940 - 1960 гг.// Вопросы истории. - 1998.- №6

19. Пыжиков А.В. Модель “общенародного государства”.//Свободная мысль 1999 г. №12.

20. Саттон А.С. Западные технологии и экономическое развитие Советского Союза. Стандфорд. Калифорния - 1968.

21. Царевская Т. Массовые беспорядки в СССР, реальность или вымысел? // Знание сила - 2001 - №2.

Источники

1. Белов И. Дело Бульбинского. Левый поворот- №7, 2001 г.

2. Исторический архив 1993г №1, №4.

3. Жиромская В.Б. Демографическая характеристика административно-управленческого аппарата 1920 - 30-х годов // VII Всесоюзная конференция по исторической демографии. (Донецк 1991) год. Тезисы доклада - М. 1991.

4. Народное хозяйство в СССР за 70 лет М., 1987. Новочеркасск 1-3 июня 1962 года. Забастовка и расстрел - М. 1992 год

5. Постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР от 25.06.1959 года “О продолжающейся практике продажи и сдачи государству маловесного скота многими колхозами и совхозами”

6. Постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР от 3.11. I960 года “О фактах грубых нарушений, допущенных по отдельным хозяйствам Кулганской, Воронежской, свердловской областях и Краснодарском крае”

7. Постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР от 27.08.1962 года “О фактах нарушения принципа добровольности при проведении закупок животноводства у населения Татарской АССР”

8. Солженицын А.И. Малое собрание сочинений:, М.1991 Т.7

9. Рютин М.Н. На колени не встанут. - М. 1992.

10. Список политзаключённых СССР, выпуск 5, по состоянию на 1 мая 1983 года, под ред. Любарского К., Мюнхен - Брюссель.

11. “Хроника текущих событий”, Нью - Йорк, издательство “Хроника”, выпуск 42.

12. Хрущёв Н.С. О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959 - 1965 гг. Доклад и заключительное слово на внеочередном XXI съезде КПСС - М, 1959.

11. Труд в СССР. Стат. сбгМ. 1968.

12. “Azione Communista”- №46, 29 июня 1959 года. План лживых обещаний.